Куда мы, папа? (сборник)

Не помню, как мы установили, что он плохо видит. Теперь сквозь очки он должен отлично видеть Снупи[5], свои рисунки… Какое-то время я с невероятной наивностью надеялся, что Тома сможет читать. Сперва я бы ему покупал комиксы, затем романы из серии для подростков «След хищника», потом книги Александра Дюма, Жюля Верна, «Великого Мольна»[6], может быть, даже Пруста.

Но нет, Тома никогда не будет читать. Буквы благодаря очкам могут стать четкими, но мысли – едва ли. Мой сын никогда не поймет, что странные черные насекомые, которыми усеяны страницы книг, рассказывают неповторимые истории и способны управлять временем и пространством. Тома смотрит на буквы латинского алфавита как я на иероглифы.

Наверное, думает – это рисунки, изображающие микроскопическое ничто. Или вереницы муравьев, которые почему-то не пугаются и не убегают, когда тыкаешь в них пальцем.

Нищие, пытаясь разжалобить прохожих, выставляют свое убожество – искривленные ступни, культи, драных собак и кошек, плачущих детей – напоказ. Я мог бы взять с них пример. Надел бы на своих уродцев потертые пальтишки цвета морской волны – и вперед. Сидел бы с подавленным видом на картонках от коробок. Рядом бы стояла магнитола с веселой музыкой, и Матье в такт ударял бы по своему мячу.

Я мог бы воплотить мечту об актерской карьере и читать наизусть «Смерть волка» де Виньи, пока Тома разыгрывал бы номер «плачущего волка», «о, мой волчок, волчуня, плачущая ревуня»…

Может, публике бы понравилось и нам бы перепало деньжат на стаканчик-другой за здоровье дедушки.

Я совершил абсолютно сумасшедший поступок – купил Bentley Mark VI. Старенькую модель, темно-синюю, почти черную, с салоном из красной кожи, 22 л. с., расход бензина двадцать литров на сто километров. Приборный щиток из туи, несколько круглых циферблатов и боковые зеркала, словно вытесанные из драгоценных камней. Машина чудесна, словно карета. Стоит ей остановиться, ждешь, что оттуда выйдет королева Англии.

Я езжу забирать Тома и Матье из медико-педагогического института. Усаживаю их на заднее сиденье, как маленьких принцев.

Я горжусь своим автомобилем, все смотрят на него с уважением, стараясь разглядеть на заднем сиденье какую-нибудь знаменитость.

Знали бы, кто там на самом деле, были бы разочарованы. На месте королевы Англии двое жалких карапузов, пускающих слюни, и один из них, вундеркинд, то и дело повторяет: «Куда мы, папа? Куда мы, папа?»

Помню, однажды посреди дороги я решил притвориться, что все в порядке, и поговорить с детьми как с нормальными. Я даже вопросы придумал: «Ну как, как Монтень поживает? Матье, что тебе поставили за сочинение? А ты, Тома, сколько ошибок наделал в диктанте по латыни? И как насчет тригонометрии?»

Изобретая все новые и новые вопросы, я вглядывался в лохматые головы своих сыновей, ловил их затуманенные взгляды. Может, я и вправду надеялся, что мне ответят серьезно, что комедия прекратится, что Матье и Тома надоело играть роль тупоумных отпрысков, что мы станем нормальной семьей, как другие…

Какое-то время я ждал ответа.

Тома несколько раз переспросил: «Куда мы, папа? Куда мы, папа?» – а Матье все продолжал: «Врум-врум-врум…»

Это были не игрушки.

Тома и Матье подросли, им теперь одиннадцать и тринадцать. Мне пришло в голову, что когда-нибудь у них появится щетина и придется их брить. На секунду я даже вообразил каждого из них с бородой.

Я подумал, что обоим подарю по бритве, а потом запру в ванной комнате, и пускай разбираются как хотят. Когда из ванной перестанут доноситься какие-либо звуки, я возьму швабру и пойду наводить порядок.

Так я сказал жене, чтобы ее посмешить.

Каждые выходные Тома и Матье возвращаются из медико-педагогического института в царапинах и ссадинах. Видимо, здорово дерутся. А возможно, с тех пор как запретили петушиные бои, учреждение, расположенное за городом, устраивает бои детей – и забава, и прибыль какая-то, наверное.

Судя по ранам, на руки и на ноги детям надевают металлические шпоры. Не лучшая идея.

Придется написать в администрацию института, чтобы они прекратили безобразие.

Тома не придется завидовать брату. Ему тоже достанется корсет. Впечатляющий ортопедический корсет из хромированного металла и кожи. Иначе он станет горбуном и рухнет наземь как карточный домик. Вскоре они с братом будут напоминать двух старичков, которые всю жизнь собирали в поле свеклу.

Корсеты стоят целое состояние, их изготавливают вручную от начала до конца в специализированной парижской мастерской недалеко от авеню Ла Мотт-Пике. Каждый год корсеты надо переделывать, потому что дети растут. Тома и Матье охотно позволяют снимать с себя мерки.

В корсетах мальчики напоминают римских воинов в доспехах или – из-за сверкающего хрома – персонажей научно-популярного комикса.

Когда берешь их на руки, чувствуешь себя родителем робота. Железной куклы.

Вечером, чтобы их раздеть, не обойтись без специального ключика-колесика. А сняв снаряжение, обнаруживаешь дрожащих неоперившихся птенцов и фиолетовые следы от металла на крыльях.