Куда он денется с подводной лодки

«И вообще, в море нам с нашей тринадцатой по счету лодочкой везло, вопреки всем приметам. В последнем походе все компрессоры вышли из строя, воздуха взять негде было для продувания цистерн. Так мы просто с разгона, «пробкой» наверх вылетали и продували балласт газами от работающих дизелей. И если вода кончалась дистиллированная, тоже не беда. Собрали настоящий самогонный аппарат! Гнал, милый, воду за милую душу! Как говорится, голь на выдумки хитра. Потом, правда, слушок был, что кое-кто аппаратец этот по его прямому назначению употребил, точно не знаю. Но дыма без огня не бывает. Да, о дыме и огне: горели дважды. И тонули дважды. Так что огонь, воду и медные трубы самогонного аппарата мы вместе с нашей родной лодочкой успешно прошли, даром что довелось ей тринадцатой по счету на свет появиться и перепугать кое-кого номерком этим несчастливым...»

* * *

Баринову от мыслей о лодке стало жарко. Вслух бы не сказал, а в душе она для него была живой. Да еще и, можно сказать, со счастливой судьбой. Отмерив необходимо по штату число погружений и точно такое же число всплытий, «Новосибирский комсомолец» стал музеем. И Баринов не думал не гадал, да так вышло, что через много лет снова встретился со своей лодкой, уже на берегу. Он уже был сухопутный, и она – сухопутная.

Удивительно, но он всегда вспоминал о лодке, как о женщине, – с любовью. Иногда – с тоской. А как иначе, если еще вчера она была боевой подругой, а сегодня на нее приходят посмотреть все кому не лень. И сфотографироваться на память рядом, потому что нет уже никаких секретов. Это когда она по океанскому дну рыскала, как акула, с бортовым номером Б-396, пугая субмарины противника, все было засекречено. А сегодня это музей «Подводная лодка», поставленный почему-то в Москве, на берегу Химкинского водохранилища в Северном Тушине. Смешно! Какое это все имеет отношение к флоту и морю?!

После экскурсии на борт боевого корабля, который по выслуге лет не распилили на металлолом, а поставили на всеобщее обозрение, Баринов прижался к теплому, словно до сих пор живому корпусу и тихонечко, чтобы никто не слышал, сказал:

– Спасибо тебе, моя лодочка!

* * *

«Сначала корабелы назвали нашу лодку «Сом». Она и правда была похожа на эту подводную тварь – то ли рыбу, то ли зверя. Даже характер у лодки был сомий – в море она двигалась неторопливо, сосредоточенно. Не то что какая-нибудь килька в томатном соусе!

Когда первая лодочка этого проекта вышла на мировые просторы, натовские супостаты окрестили ее по-своему – «Танго».

А мы любовно обозвали ее «Резинкой». За корпус, оклеенный толстым слоем резины. Механики, правда, дали ей еще одно название, которого при дамах не упоминали. Очень мужское имечко – «Гандон, надутый водородом». Ничего обидного! Это за способность выделять большое количество водорода аккумуляторной батареей.

Если бы мне дозволили провести экскурсию по своей лодке, я бы о втором названии умолчал. Да и первое – с двойным смыслом. Но это пояснения для циников. В здоровом мужском коллективе никто ни от первого, ни от второго названия не шарахался. А как раз наоборот. Индивидуальные средства защиты, так сказать...