Куда он денется с подводной лодки

Он отправил ее, объяснил, что хочет отдохнуть. И когда Инга пришла к нему через пару часов, отец уже был без сознания. А уходя, вдруг вздохнул, улыбнулся и произнес чуть слышно:

– Оленька…

* * *

– Как ты там устроилась? Рассказывай! – кинулась с расспросами Тося, едва они присели за столик в крошечном уличном кафе почти под окнами квартиры Кузнецовых. Как Тося ни уговаривала, заходить к ней Инга отказалась. Очень боялась, что придется тете Соне докладывать о своих не совсем веселых делах.

– Нормально все. Думаешь, работаю? Шиш с маслом! Отдыхаю! – Инга посмотрела на подругу. – Ты знаешь, я ведь никогда вот так не отдыхала. Все какие-то SPA-курорты были, ванны с массажами. А тут – дача деревенская, быт не очень устроенный, а мне нравится! Самое тяжкое – одиночество. Сначала, конечно, поплакала в подушку. А потом втянулась. Вот клумбы вам вокруг дачи делаю. Сама! Представляешь?!

Тося не представляла. У Инги благоустройством территории вокруг ее отцовского дома занимались специальные садовники. После них оставалось только поливать. И вдруг – Инга в этой роли! Трудно представить.

– Да ничего сложного, как оказалось. – Инга улыбнулась, вспоминая, как вместе с кустиком «разбитого сердца» соседка подарила ей… коровью лепешку для удобрения. Инга несла лепешку в мешочке, а он порвался. Ей пришлось собирать драгоценное удобрение руками.

– Крестьянка! – со смехом констатировала Тон я.

– Ну да, можно и так сказать. Вот Митеньку везу, теперь мне с ним хорошо будет…

– Ну а дома что? – осторожно спросила подруга.

– Дома тихо и чисто, – ответила Инга. – Я не скрывала, что была. Как скроешь? Митю же забрала! Написала записку Кате, чтоб она не переживала.

– А Стасу?

– А что Стасу? Стасу я ничего не написала. – Инга помолчала. – Тось, время показало, что я не смогу смириться. Наверное, как говорит твоя мама, мы и правда тупые кое в чем, раз мужики от нас убежали: от тебя – к соплюхе, у меня – еще хуже. Но другими-то мы не станем. Наверное, надо признать, что брак наш себя изжил. И у меня главное на повестке дня – как все это сыну и брату сказать…

* * *

Он ворвался в ее жизнь двадцать лет назад. Инга готовилась поступать в университет – подала документы на исторический, думала только о предстоящих экзаменах. Она не выпускала из рук учебников и любой удобный случай использовала с толком: прочитывала пару-тройку страничек из книжки. Они только-только вернулись в Ленинград из Карелии, обживали заново свою старую квартиру, в которой все эти годы жили посторонние люди. После временных квартиросъемщиков отец затеял в доме серьезный ремонт, а поскольку больших денег не было, многое делал сам, не очень умело и медленно.

Инга убегала из дома, чтобы не дышать краской. Она не только повторяла школьную программу, но и заново знакомилась с городом, в котором до этого была лишь наездами. Здесь родились и выросли ее родители. Отсюда они уехали работать на Север, где родилась она. Где-то в этом городе жил огненно-рыжий мальчик – ее первая любовь, разлуку с ним девушка переживала очень тяжело.

Странно все получилось. Они проводили вместе каждое лето: мальчик приезжал в их поселок к бабушке. Сначала вместе качались на качелях и играли в прятки за сараями. Потом он учил ее кататься на велосипеде и мазал ей йодом разбитые коленки. Потом учил плавать. А когда она заканчивала восьмой класс, он почему-то стал стесняться ходить с ней на пляж. И краснел, когда встречал ее на улице.

Это было переломное лето в их отношениях. Инга тоже вдруг стала прятаться от него и подолгу рассматривать себя в зеркале.

Они почти не виделись тем летом, старательно избегали друг друга. И однажды столкнулись нос к носу на танцплощадке у поселкового клуба. Мальчик покраснел, а когда из динамика зазвучали первые аккорды популярного в то лето танго и к Инге – именно к ней, он всей кожей почувствовал это! – направился его дружок, мальчик отклеился от стенки, сорвался с места, опередил друга и пригласил Ингу на медленный танец.

Они покачивались в центре деревянной площадки под нежные звуки и голос, рассказывающий не по-русски о красивой любви – о чем еще можно так петь?! – и мальчик, заикаясь, сказал Инге:

– Я… люблю… тебя…

Он думал, что от слов этих провалится деревянный настил танцплощадки. Но ничего не произошло, никто ничего не понял и ни о чем не догадался. Мир продолжал жить по своим законам. И только для Инги он перевернулся вверх тормашками. Она сбилась с ритма, неуклюже наступила ему на ногу, незаметно вытерла вспотевшую ладошку о его вельветовую курточку и вдруг, совершенно для себя неожиданно, сказала:

– Я… тоже…

И в тот же миг для них все вокруг перестало существовать. Были только эта чарующая музыка, свет от прожектора, бьющий в глаза то ей, то ему, теплый июльский вечер, напоенный запахами свежескошенной травы. Музыка все не кончалась. Потом им сказали, что специально для них заведующий клубом, который распоряжался танцами, подталкивал иголку по черному диску в тот момент, когда песня должна была закончиться, и незнакомый певец снова и снова пел о любви.