Куда он денется с подводной лодки

– Ань! Я всех вас люблю, и тебя, и Павлика, и Валерочку, твоя семья – это моя, наша семья! Одна она у нас. И если бы мальчики наши живы были, нам бы не было тесно в этой комнате. Потому что мы – семья! Родные люди. Просто, пока меня не держит ничего, почему бы не посмотреть другие места? Тем более что теперь мы – очередники. Глядишь, пока я езжу – очередь на квартиру подойдет. В общем, не ребенок я, решила: еду!

Катерина перечить не стала: у младшей Кузнецовой характер был отцовский. Провожая Сонечку на Московском вокзале Ленинграда теплым августовским вечером, Катя и Анечка хоть и хлюпали носами попеременке, старались улыбаться и даже шутить, хоть это у них плохо получалось.

И Паша, потряхивавший на руках беспокойного Валерку, уверенно втолковывал жене и теще:

– Не рыдайте! Одна Сонька, без семьи – самое время пожить для себя. И не навеки ж вечные уезжает! Сонь, ты, главное, нам пиши подробно. И про сияние это самое, и как там с деньгами. Если не врут, что можно заработать, может, и я сорвусь!

Услышав это «сорвусь», Катерина с Анной дружно накинулись на Пашку:

– Родил сына, так давай вкалывай на Ждановском заводе и не дергайся по Северам! А то «сорвется» он!

Соня слушала их беззлобную семейную перебранку и грустно улыбалась: как она ни храбрилась, а грустно ей было уезжать не в отпуск, а на жизнь, оставлять самых дорогих своих людей. Она упрашивала время поторопиться, чтобы ненароком не расплакаться. И улыбалась, пряча за улыбкой грусть.

Но все кончается когда-нибудь, кончилось и время прощания. Соня, обняв напоследок всех, вошла в тамбур, обернулась из-за спины проводницы, закрывавшей откидную ступеньку в вагон, помахала своим.

А потом двое суток тряслась в поезде, качалась на жесткой вагонной полке, смотрела на пробегающие за окном полустанки, с которых пассажирам поезда весело махали дети, думала, как сойдет с перрона прямо в тундру, над которой, словно стеклянный разноцветный мост, будет висеть северное сияние.

А поезд прибыл совсем не в тундру. Большой город открылся внезапно, из-за сопки. Город бежал впереди паровоза, влезал на горки и скатывался прямо к берегу белесого по цвету залива, над которым парили белокрылые птицы, терявшиеся в облаках.

Август в Мурманске был прохладным, осенним. Солнце хоть и выкатывалось на горизонт, только светило, но не грело. И деревья были не зеленые, как в Ленинграде, а желто-красные.

Было холодно и ветрено. Соня сразу обрадовалась, что послушала умных людей – взяла с собой теплую одежду. Пока-то еще устроится она на работу, пока деньги получит, а зима, похоже, тут не в декабре наступает, а намного раньше.

С работой ей повезло. Еще в поезде познакомилась с людьми, которые не просто подсказали, буквально за ручку взяли и привели в нужное место. Потом Соня каждый день убеждалась в том, что северяне – нация особенная. А пока ее с распростертыми объятиями приняли в домоуправление, паспортисткой. Ничего героического, конечно, в этой работе не было, но главное – не придется ничего искать, и даже комнату снимать не придется: место в общежитии рабочем тут же нашлось. Комнатенка на двоих, в которой Соне предстояло жить одной. Можно ли было мечтать о большем?

Жизнь на Крайнем Севере началась у Сони обыденно. Подучилась немного у опытной паспортистки Эммы Андреевны и уже через две недели сама занималась всем делопроизводством.

Жить было весело и интересно. В общежитии молодежи проживало много, и Соня быстро перезнакомилась со всеми. Вечерами то в кино, то на танцы бегали, романы крутили.

Сонечка была бойкой, общительной. Не успела оглянуться, как вокруг нее образовалась целая компания кавалеров, своих, общежитских. Парни все были веселые и симпатичные. Но Соня не воспринимала их серьезно, потому что с первого же дня своей мурманской жизни «заболела» моряками.

«Надо же, – думала Соня, – вроде Ленинград тоже город морской, но в нем моряка в форме не так часто встретишь. А в Мурманске они просто на каждом шагу».

Так в Сонечкину жизнь вошла эта большая любовь. Как она любила пошутить – «одна любовь в жизни – моряки».

* * *

Однажды зимой, выйдя поздно вечером из кинотеатра, Сонечка чуть не упала со скользких ступенек, засмотревшись в небо: все оно над городом было расцвечено бегающими в темноте огнями. Сине-красно-зеленые сполохи переливались, перекатывались, выстраивались в прозрачные столбики и пирамиды, будто сложенные из стеклянных пластинок. Павел просил ее описать полярное сияние. А как его опишешь, когда слов не хватает?!!

Соня засмотрелась в ночное небо и едва не упала со ступенек. Она заскользила, размахивая руками, словно мельница крыльями, пискнула и уже приготовилась приземлиться на лед, но была подхвачена чьей-то сильной рукой.

– Девушка, осторожно! Жалко будет ваш славный носик, если вы тюкнетесь им невзначай!