Куда она ушла

Я прохожу по небольшой кухне, которая представляет собой настоящую портретную галерею: ее бабушка с дедушкой у многочисленных оркестровых ям, тети, дяди и двоюродные братья с сестрами в горах Орегона или с кружкой пива, куча снимков Генри, Уиллоу и Трикси, и какого-то мальчишки, наверное, Тео. Есть школьные фотки Мии с Ким, а еще на одной они на вершине Эмпайр-стейт-билдинг – болезненное для меня напоминание о том, что их отношения не пострадали и у них есть какая-то общая история, о которой я уже ничего не знаю. Еще на одном снимке Ким в бронежилете, спутанные волосы развевает пыльный ветер.

Еще тут есть портреты нарядных музыкантов с тоненькими бокалами шампанского. Мужчина с яркими глазами и копной непокорных кудрей, он одет в смокинг и держит в руках дирижерскую палочку, потом он же дирижирует группой жалких на вид детишек, потом снова он – с потрясающе красивой чернокожей женщиной, целует уже не жалкого ребенка. Должно быть, это Эрнесто.

Я выхожу в сад, чтобы выкурить свою «утреннюю» сигарету. Хлопаю по карманам, но нахожу в них лишь кошелек, солнцезащитные очки, чужой айпод, свой стандартный набор медиаторов – неотъемлемая часть моего гардероба. Я вспоминаю, что, наверное, оставил сигареты на мосту. Ни курева, ни таблеток. Похоже, сегодня тот самый день, когда надо завязывать с дурными привычками.

Вернувшись в дом, я снова осматриваюсь. Я такого совсем не ждал. После ее слов об отъезде я рассчитывал увидеть кучу коробок, что-то безличное и стерильное. И несмотря на рассказ о духах, я не думал, что Мия так уютно устроится в окружении призраков.

Среди них нет только моего. Ни одной моей фотки, хотя Кэт очень часто делала семейные снимки и с моим участием; в их старой гостиной над камином даже стоял наш с Мией и Тэдди портрет в хэллоуинских костюмах – это считалось почетным местом в доме Холлов. А тут нет. Ни одной дурашливой фотки, хотя мы с Мией часто снимали друг друга или фотографировались вместе: объектив на расстоянии вытянутой руки, мы целуемся или корчим рожи. Я эти кадры очень любил. На них у нас всегда обрезано полголовы или торчал палец, но при этом они фиксировали что-то настоящее.

Я не обижаюсь. Раньше мог бы. Но теперь я все понимаю. То место, которое я занимал в жизни Мии и в ее сердце, в тот день в больнице три с половиной года назад, теперь занято.

Завершение. Ненавижу это слово. А терапевты обожают. И Брен тоже. Она все время говорит, что мы с Мией так и не завершили.

«Мое завершение купили и слышали более пяти миллионов человек», – таков мой стандартный ответ.

Но здесь и сейчас, в этом тихом доме, под чириканье птиц в саду, я, кажется, начинаю понимать эту идею с завершением. Это не то чтобы огромная разница между «до» и «после». А скорее как меланхолия, которую испытываешь после по-настоящему хорошего отпуска. Когда кончается нечто особенное, и тебе грустно, но не до жути, все же классно отдохнул, и когда-нибудь поедешь куда-нибудь еще, и снова будет хорошо. Но уже не с Мией. И не с Брен.

Бросив взгляд на часы, я понял, что мне надо в Манхэттен, собрать вещи, ответить на срочные письма, которые, несомненно, у меня скопились, и ехать в аэропорт. Надо поймать такси, но до этого придется разбудить Мию и как следует попрощаться.

Я решаю сварить кофе. Раньше ее поднимал один его запах. Когда я ночевал у нее, я иногда вставал пораньше, чтобы поиграть с Тэдди. Дав Мие поспать еще целый час, я нес кофейник прямо в ее комнату и водил им возле ее лица, пока она не поднимала голову с подушки, одарив меня заспанным и нежным взглядом.

Когда я вхожу на кухню, я словно инстинктивно понимаю, где что находится, как будто она моя и я тут уже тысячу раз варил кофе. Металлический кофейник с ситечком в шкафчике над раковиной. Банка с кофе – в дверце морозилки. Я набираю ложку темного ароматного порошка, насыпаю в кофейник, заливаю воду и ставлю на плиту. Раздается шипение, а потом воздух наполняется густым ароматом. Я его практически вижу, как облачко в комиксе, оно летит через комнату и расталкивает Мию.

И, разумеется, даже раньше, чем кофе готов, она потягивается, глотает ртом воздух – она делает это всегда, как только проснется. Увидев меня на своей кухне, Мия удивляется. Я точно не знаю почему – потому что я суечусь у нее тут как домохозяйка или же потому что вообще оказался здесь. Но тут я вспоминаю ее рассказ о том, как с утра возвращается память о потере.

– Опять воспоминания? – спрашиваю я. Вслух. И потому, что хочу знать, и потому что Мия просила меня спрашивать.

– Нет, сегодня нет. – Мия зевает, снова потягивается. – Я думала, что все вчерашнее мне приснилось. А потом почувствовала запах кофе.

– Извини, – мямлю я.

Мия улыбается и сбрасывает одеяло.

– Ты что, думаешь, что если ты не упомянешь моих родственников, я забуду?

– Нет, – признаю я, – пожалуй, нет.

– К тому же, как ты видишь, забыть я и не пытаюсь. – Мия показывает на фотографии.

– Я посмотрел. Впечатляющая подборка. Все есть.

– Спасибо. Это чтобы мне одиноко не было.