Куда пришла Россия? Статья первая.

Как мы убедились на своем горьком опыте, этот воистину "базарный" капитализм древневосточного типа, возникший в России благодаря близоруким усилиям наших "крутых" западников, быстренько положил на обе лопатки промышленность, унаследованную от столь же скоропалительно, сколь и бездарно "отмененного" социализма. Сократил ее до карикатурно мизерных размеров, перекрыв ей кислород инвестиций (которые бурным потоком "утекали" на частные счета "новых русских" в зарубежных банках), и приступил к дешевой распродаже производственных фондов страны (еще вчера числившейся в первых рядах индустриально развитых держав). Процесс, который все еще продолжается (хотя уже "втихую"), - разумеется, без обещанного (это на путях-то сплошной деиндустриализации России!) "подъема материального благосостояния" ее населения. А поскольку промышленность, как показал М. Вебер, это совсем не только "технический", но и социально-экономический, шире - социокультурный - феномен, нетрудно было предположить с самого начала какой общенациональной, общероссийской катастрофой должен был обернуться этот "радикал-реформаторский" бизнес наших власть предержащих экономистов, вступивших (поначалу даже не подозревая об этом) в союз с грядущими гуннами "новой русской" закваски, одетыми по последней западной моде.

6. Вместо эпилога

Как видим, и непромышленный характер "нового русского" капитализма, и фискально-политическое происхождение "новых русских" капиталов, и поразительная "социальная близость" его основных персонажей соответствующим фигурам античного капитализма, - все это позволяет причислять наш нынешний капиталистический тип к архаическому. Однако тот факт (казалось бы, "неудобный" для нашей концепции), что российский вариант "архаического" капитализма возник на почве далеко идущей деиндустриализации и демодернизации нашей промышленности, унаследованной от социализма, может рассматриваться и как аргумент в пользу вывода об отличии "нового русского" капитализма от античных капиталистических разновидностей, возникших в условиях полного отсутствия таковой. Впрочем, этот аргумент утрачивает значительную долю своей силы, если не забывать при этом, что основная особенность генезиса и всей последующей эволюции "нового русского" капитализма до сих пор заключалась в том, что для него эта "почва" была скорее отрицательной, чем положительной: чем-то изначально чуждым, неорганическим, в лучшем случае "утилизируемым" не по своему прямому назначению, а как мертвый "материал", который важно поскорее сбыть (чтобы замести следы состоявшегося хищения чужой собственности), а там - "хоть трава не расти". Вот она и не растет до сих пор, поскольку сам факт продажи и перепродажи похищенной собственности ничего не прибавляет к субстанции самого "сбываемого" предмета.

В результате "новый русский" капитализм, с первых же своих шагов на многострадальной российской земле ведущий к неуклонному спаду промышленного производства (в конце концов захватывающего даже добывающую промышленность) и все дальше заходящей деиндустриализации и демодернизации всей страны, создает как экономически, так и социокультурно адекватную для себя почву, вполне аналогичную той, на какой произрос в свое время античный капитализм. И хотя исходные пункты этих двух разновидностей одного и того же типа "капиталистической деятельности" были радикально различными, все-таки сошлись они в одной и той же точке, исключающей промышленное развитие, лишающей его социально-экономических и культурно-исторических перспектив. Для достижения на этом пути абсолютного тождества с капитализмом трехтысячелетней давности "новому русскому" капитализму остается сделать последний шаг: превратить в объект купли-продажи не только "рабочую силу" человека ("рабсилу" - как она выразительно именовалась в бюрократических документах тоталитарной поры), но его самого вместе со всеми "потрохами", тем более что стоимость последних на черном (очень черном!) рынке неуклонно возрастает вместе с успехами трансплантации человеческих органов. Однако симптомы продвижения в отмеченном направлении внимательный наблюдатель может констатировать не только в области "подпольной медицины"; к той же симптоматике можно отнести и торговлю "живым товаром" в "сексуально ориентированном" бизнесе, не говоря уже о наркобизнесе, где наркоманы готовы продать самих себя (не говоря уже о своих близких) за очередную "понюшку" наркотика.