Куда приводят мечты

Свет, который я нес, теперь фактически погас. Вокруг себя я видел лишь мечущиеся силуэты и тени. А слышал только вопли безумной радости, когда меня волочили по земле, разрывая одежду и раня кожу об острые как бритва камни. И еще жужжание мух.

«Альберт! – в муках мысленно призывал я. – Умоляю, помоги мне!»

Теперь полная темнота. В ушах оглушающее жужжание мух, ощущение такое, словно они сотнями заползают в рот и глотку, под вытаращенные глазные яблоки.

И вдруг я почувствовал, что меня погружают в ледяную жидкость, толкают вниз.

Меня сразу переполнило чудовищное ощущение – сочетание всех мыслимых отвратительных оттенков вкуса и запаха.

Я почувствовал, как когтистые руки толкают меня глубже в эту жидкость. Я пришел в еще больший ужас, когда – как это было возможно? – под поверхностью жидкости меня начали хватать другие руки.

Я попытался закричать, но лишь издал придушенный булькающий звук, а меня все продолжали тянуть вниз, передавая из одних невидимых рук в другие, погружая глубже и глубже в гибельные глубины.

Теперь ко мне начали липнуть тела, почти скелеты, с лоскутами гниющей плоти. Глаза у меня были плотно закрыты, но я тем не менее видел их лица. Лица живых мертвецов, глядящие на меня горящими, полными ликования глазами, пока я опускался ниже и ниже.

«Энн! – подумал я. Сознание мое начало угасать. – Я обманул твои ожидания!»

Я сел, выпрямившись, и вскрикнул от изумления.

Рука Альберта покоилась на моем плече, а я не мигая глядел на него.

Наконец я осмотрелся по сторонам.

Мы сидели на бесплодной серой равнине, под синевато-серым тусклым небом. Над ее бесконечным застывшим простором завывал холодный ветер.

И все-таки, Роберт, скажу тебе, эта равнина казалась раем по сравнению с тем местом, где я побывал.

– Как тебе удалось меня спасти? – спросил я. То, что я находился рядом с ним, было выше моего понимания.

– Ты был в их лапах всего несколько мгновений, – объяснил он.

– Несколько мгновений? – От удивления я разинул рот. – Но они повалили меня на землю, потащили к пруду и бросили под воду, где…

Он с мрачной улыбкой покачал головой.

– Ты все время находился у меня перед глазами, не более чем в нескольких футах. Они прикасались к тебе только мысленно.

– Господи! – Я невольно вздрогнул. – Это, наверное, и есть ад. Точно.

– Один из них, – откликнулся Альберт.

– Один? – Я уставился на него в смятении.

– Крис, – сказал он, – есть преисподние внутри ада.

ГДЕ ОБИТАЕТ ТЕПЕРЬ ЭНН

Мы шли по широкой серой равнине, протирая подошвы сандалий о каменистую почву.

– Единого места под названием «ад» не существует, – объяснял Альберт. – То, что люди назвали адом, – это вакуум, в котором обитают после смерти неразвитые души. Этот тот уровень существования, над которым они не могут подняться, поскольку не в состоянии мыслить абстрактно, а беспокоятся лишь о мирских делах.

– Тогда зачем нам пришлось туда пойти? – спросил я. – Наверняка Энн…

– Могу лишь сказать, что сигналы, если можно их так назвать, вели туда, – сказал Альберт. – И, слава Богу, ведут оттуда.

– И мы по-прежнему им следуем? – озабоченно спросил я.

Он кивнул.

– Полагаю, сейчас мы уже близко.

Я посмотрел во все стороны, не видя ничего, кроме безжизненной равнины.

– Как это может быть? – спросил я.

– Наберись терпения, – молвил он. – Еще совсем немного.

Мы некоторое время шли в молчании. Потом, что-то вспомнив, я произнес:

– Тот человек, что меня обманул…

– Трагическая фигура, – сказал Альберт. – Большую часть жизни он занимался тем, что причинял другим людям физические и психические мучения. Его преступления, обернувшись против него, на столетия сделали его пленником этого места. Вопреки тому факту, что воспоминания о каждом из его чудовищных деяний навечно отпечатаны в его памяти, он до сих пор нисколько не раскаивается и не сожалеет о своих поступках. И это весьма прискорбно.

– Почему ты называешь его трагической фигурой? – спросил я, вспоминая злобное, беспощадное лицо этого человека.

– Потому что, – ответил Альберт, – в Древнем Риме он вел жизнь не преступника, а вершителя правосудия.

Я только покачал головой.

– Разумеется, то правосудие, которое он вершил, было лишь пародией на правосудие, – добавил Альберт. – А теперь он испытывает муки истинного правосудия – око за око.

Альберт резко остановился, посмотрев направо. Я обратил взор в том направлении и, к своему удивлению, увидел в отдалении гряду невысоких холмов.

– Она там, – сказал Альберт.

Я взглянул на него в приливе внезапной радости. В его лице я не заметил отклика.

– Радоваться рано, – сказал он. – Это еще не повод для торжества. Теперь начинается самое трудное.

Странно, но после всего пережитого мною в кратере я должен был бы испытать дурное предчувствие, когда перед моими глазами предстал этот знакомый утешительный вид – холм, на котором стоял наш дом.

Я с тревогой и смятением взглянул на Альберта. Зачем надо было удаляться так далеко, если она не выходила из дома?

– Она здесь? – спросил я.

– Здесь? – повторил он.

– В нашем доме, – сказал я.

Уже начав говорить, я понял, почему он меня переспросил.