Ветер в высоких деревьях как Божий глас.
Энн, так же как и мне, понравился этот вечер. Что-то такое было в природе — в особенности эта лесная тишина, — хорошо на нее действующее. Всеобъемлющая тишина наполняла сердце покоем. Это было одно из немногих мест за стенами нашего дома, где Энн совершенно освобождалась от тревог.
В лагерь мы возвращались уже незадолго до заката и остановились отдохнуть около громадной наклонной скалы, выходящей на аллею гигантских красных деревьев.
Мы сидели и любовались закатом, негромко разговаривая. Сначала об этой местности и о том, какой она могла быть, еще до того как ее увидел первый человек. Затем о том, как воспринял это величие человек и как методично его разрушал.
Постепенно мы переключились на разговор о себе, о двадцати шести годах нашей совместной жизни.
— Двадцать шесть, — промолвила Энн, словно до конца в это не веря. — Куда они подевались, Крис?
Улыбнувшись, я обнял ее.
— Они были хорошо прожиты. Энн кивнула.
— Верно, были у нас хорошие времена.
— Почему были? — возразил я. — Сейчас лучше, чем когда бы то ни было, — вот что важно.
— Да. — Она прислонилась ко мне. — Двадцать шесть лет, — повторила она. — Это кажется невероятным.
— Я тебе скажу, чем это кажется, — сказал я ей. — Мне кажется, что только на прошлой неделе я заговорил на пляже в Санта-Монике с хорошенькой стажеркой-рентгенотехником, спросив у нее, который час, а она указала на башенные часы.
Она рассмеялась.
— Не очень-то я была приветливой, а?
— Зато я проявил упорство, — сказал я, сжимая ее в объятиях. — Знаешь, все так странно. Мне действительно кажется, что это было на прошлой неделе. Неужели у Луизы двое своих детей? Неужели «крошка» Йен на пороге колледжа? Мы действительно жили во всех этих домах, совершали все эти вещи?
— Так и есть, шеф, — фыркнула она. — Интересно, сколько открытых уроков мы посетили в школах? Все эти парты, за которыми мы сидели, слушая то, чему учат наших детей.
— Или о том, что они делают неправильно. Она улыбнулась.
— И это тоже.
— Все это печенье и кофе в пластмассовых чашках, — вспомнил я.
— И этот ужасный фруктовый пунш. Я рассмеялся.
— Что ж… — Я погладил ее по спине. — Думаю, мы вполне сносно справились с воспитанием детей.
— Надеюсь, — сказала она. — Надеюсь, что не причинила им вреда.
— Вреда?
— Своими тревогами, страхами. Я старалась их от этого оградить.
— Они в хорошей форме, мамочка, — заверил я ее. Я смотрел на нее, медленно поглаживая ей спину. — Могу сказать, что и ты тоже.
Она взглянула на меня с застенчивой улыбкой.
— Кэмпер никогда еще не был в полном нашем распоряжении.
— Надеюсь, ночью он не будет слишком сильно трястись, — сказал я. — А то не избежать нам публичного скандала.
Она хихикнула.
— Я тоже на это надеюсь.
Я вздохнул и поцеловал ее в висок. Солнце опускалось за горизонт; небо было окрашено в ярко-красные и оранжевые тона.
— Я люблю тебя, Энн, — сказал я.
— И я тебя люблю.
Мы немного помолчали, а потом я спросил:
— Ну а что будет потом?
— Ты хочешь сказать, прямо сейчас?
— Нет, в ближайшие годы.
— О, мы будем заниматься всякими вещами, — сказала она мне.
Сидя там, мы строили разные планы. Чудесные планы, Роберт. Приехать в этот парк осенью, чтобы посмотреть на смену красок. Разбить весной лагерь на реке у Лоджпола, пока туда не-нагрянут толпы. Отправиться с рюкзаками в горы, может быть, даже зимой на лыжах, если выдержат спины. Спуститься на плоту по стремительной реке, взять напрокат плавучий домик и проплыть по запруженным рекам Новой Англии. Поехать в те места на земном шаре, где еще не были. Невозможно было перечислить все то, что мы могли совершить теперь, когда дети подросли и мы могли проводить больше времени вместе.
Я внезапно проснулся. Энн выкрикивала мое имя. Я в смятении стал озираться в темноте, пытаясь вспомнить, где нахожусь.
Я вновь услышал, как она громко зовет меня по имени, и вдруг вспомнил. Я был в кэмпере, в Национальном парке секвой. Была середина ночи, и Энн вывела Джинджер погулять. Я проснулся, когда она выходила, потом снова заснул.
Я моментально выскочил из машины.
— Энн! — закричал я.
Подбежав к капоту машины, я посмотрел в сторону луга. Там мелькал луч фонарика.
Направляясь в его сторону, я заулыбался. Я знал, что это случилось раньше. Тогда она вышла на луг с Джинджер, и вдруг луч фонарика наткнулся на медведя, спугнув его. Она в испуге выкрикнула мое имя, я подбежал к ней, прижал к себе и успокоил.
Но пока я приближался к лучу фонарика, все изменилось. Я похолодел, услышав ворчание медведя, потом рычание Джинджер.
— Крис! — пронзительно крикнула Энн.
Я бросился вперед по кочкам. «Это происходит не на самом деле», — напоминал я себе. В действительности все шло совсем не так.
Вдруг я наткнулся на них и задохнулся при виде этого зрелища: Джинджер схватилась с медведем, Энн распростерлась на земле, выронив фонарик. Схватив фонарик, я направил его на Энн и закричал от ужаса. Ее лицо было в крови, кожа свисала клочьями.