Куда приводят мечты?

Я все так же продолжала писать картины. Лучше всего у меня получались портреты и пейзажи, хотя мне больше всего нравилось писать абстракции. Там я выражала все, что думала: плавные линии, подобранные цвета, свобода, полет…. Это давало мне возможность жить, быть независимой и скрываться от своей боли.

Дэн и Алекси обожали наблюдать за тем, как я пишу. Даже просили не начинать без них. А я… Я могла вскочить посреди ночи и в пижаме (а иногда и без нее) начать писать. Идеи приходили неожиданно, они были простыми и изящными…

А потом мой друг предложил устроить выставку моих картин. Его мать была владелицей галереи, и он хотел уговорить ее выставить меня там. Мне очень хорошо запомнилась встреча с миссис Монтгомери: строгая стройная женщина, голубые глаза, шоколадного оттенка волосы. Стильно, изящно, лаконично.

Она не хотела устраивать меня в галерею лишь из-за рекомендации сына. Я возила ей картины, почти все, что были у меня в Нью-Йорке, но она выбрала только одну… Мою самую важную. На ней было Его лицо. Я нарисовала ее однажды, когда боль вновь заставила меня выть, словно дикий зверь. Это было моим средством от душевной боли. Я смотрела на него и выходила из этого состояния.

Это был не Эмметт МакКарти. На картине был мой Принц: улыбка, нежный взгляд, чуть вздернутый нос, ямочки на щеках и мои любимые искры в глазах. Я не показывала ее никому. Мама Дэна была единственной. Она забрала холст, и на следующий день мы вновь встретились. Мою картину купили, и она привезла деньги и контракт.

Я предоставила ей возможность выбирать картины. Раз в месяц она приезжала и, словно бесшумная тень, скользила по комнате, выбирая самые лучшие работы. Это позволяло мне хорошо зарабатывать, но нужно было привезти и старые мои картины. Те, которые я оставила дома. Я решила посвятить этому выходные, заодно устроить родителям сюрприз, и, возможно, краем глаза увидеть МакКарти.

Субботним утром я попрощалась с Алекси и Дэном и поехала… Путь домой пролетел незаметно. Сейчас я хотела вернуться туда. Вся ненависть к родному городу пропала уже давно, и отношение к нему изменилось. Это был мой город. Там я провела немало счастливых дней, и это стоит ценить… Даже если темных дней было больше.

Мой город ждал меня. А я ждала его. Ждала перемен от моего появления в нем…

Глава 6. Home, sweety, home…

POV Emmett

Мелодия звонка пронзила тишину салона, нарушаемую до этого лишь ревом мотора и шелестом шин по гладкому асфальту. Я взял трубку и нажал кнопку ответа.

— Ты скоро приедешь? — прозвенел знакомый голос Сида.

— Через пару часов буду. Выпивку уже купили? — я знал, что парни организуют вечеринку и без моего участия, мне оставалось лишь присутствовать на ней.

— А ты в этом сомневаешься? — парень изначально знал ответ на этот вопрос, и я даже представлял сейчас, как его губы расплылись в ухмылке.

— Ни капли, — прозвучал мой короткий ответ.

— Мы ждем тебя, Эмметт, — в глубине души я понимал, что все это ложь, но я, смеясь, ответил:

— Я тоже соскучился по вам, ребята.

Дорога была почти пуста, поэтому я довольно быстро преодолел расстояние, разделяющее Нью-Йорк и Рочестер. Чем ближе я приближался к родному городу, тем чернее становилось небо над головой. Гроза сегодняшним вечером была неизбежна, но, возможно, оно и к лучшему. Я любил запах воздуха после нее: свежий, легкий и влажный, он наполнял легкие без остатка, проникая в каждую клеточку тела. Я въехал в город: такие знакомые дороги, повороты, скрывающие свои истории, места, которые в жизни местных жителей значили очень много. Я же пытался превратить все это в обычный городской пейзаж. В Рочестере осталось единственное важное для меня место. Именно туда я сейчас и направлялся.

Городское кладбище: ухоженные тропинки, ровные ряды черных надгробных плит, зеленый стриженый газон. Место, где все равны. Так было и так будет. Дождь монотонно начинал стучать по лобовому стеклу. Зонта у меня не было, поэтому я знал, что придется мокнуть, но сейчас мне было плевать на это. Я припарковался возле кованых ворот в мир спокойствия, равенства и тишины, взял с заднего сидения маленький букет белоснежных хризантем и направился к его могиле. Вся здешняя территория делилась на равные сектора аллеями деревьев, посаженных в один ряд. Я медленно шел по узкой тропинке Рочестеровского кладбища, с каждым метром ощущая на своих плечах тяжесть промокшего пиджака. Через пять минут я уже стоял возле выбитого на черном граните имени: "Рик МакКарти". Я поднял голову вверх, дождь усилился, а темное небо осветил первый всполох молнии. Гром не нарушил спокойствия этого места, а напротив гармонично вписался в окружающую обстановку, будто он всегда являлся ее неотъемлемой частью. Я опустился на колени и положил цветы возле надгробья.

— Здравствуй, отец, — я провел рукой по буквам на плите, для меня это было чем-то вроде рукопожатия.