Куда пропали снегири?

Недавно прихожанка храма Анна Клиппмарк поеха­ла «ходоком» в Петрозаводскую епархию с письмом от всех русских прихожан. В письме просьба: рукополо­жить Бенгта, дать ему возможность самому служить в храме, который он выстрадал, построил, благоустро­ил и подарил православным, заброшенным волею судеб в заполярную Швецию. Среди них не только русские, есть и шведы, финны, румыны, сербы, украинцы. За прошлый год храм посетило девять тысяч человек. Бенгт всех привечает, окормляет, утешает, поддержива­ет. Конечно, едут сюда и за экзотикой. Посмотреть на местное диво - деревянный шатровый храм в стиле рус­ского северного зодчества. Но чаще помолиться. Бенгт и сейчас не теряет времени даром. Он учит русский, церковно-славянский и верит, свято верит, что опять, как когда-то, как не раз уже, помощь придёт из России. А откуда ещё ждать ему помощи, если в храме, постро­енном им, взирают со стен великие молитвенники земли русской: преподобный Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Амвросий Оптинский, Тихон Задонский - надёжная «группа поддержки» из верных воинов Хрис­товых и где при тихом свете лампад молится колено­преклоненно и просит помощи православный швед с грустными глазами и окладистой бородой. Его молит­ва тиха да упорна, и одна в ней «корысть» - любовь к Богу, к России, к русским.

ОБУЗА

И засобиралась девица замуж. Хорошенькая, жи­вая, весёлая, любительница поплясать вволю, да попеть звонко. Складненькая, проворная, рабо­тящая, про таких говорят - всё при ней. А при ней всё и было, невеста хоть куда, одно любование. Засобиралась замуж, загорелись глазки огоньками нетерпения и счастья. Отец приметил: дочка влюбилась. Вечерами под гармошку поют, а до утра не расходятся. Только вычис­лить не мог отец, кто он, тот молодец, которого осчаст­ливит его красавица Нюся. Недолго жил в неведении, вот он и начался осторожный разговор по душам:

-   Я, пап, замуж хочу...

-   Дело хорошее, жениха-то толкового приглядела?

-   Толкового, нетолкового, а я его люблю и пойду за него замуж.

Вроде как загадками говорит, а уж так твёрдо, его порода - упрямая. Услышал отец весть, и застучало отцовское сердце так громко, что вот-вот выскочит из груди.

-   За Сергея пойду, за Солопова.

-   За слепого?!

-   А я его, пап, люблю.

-   Я тебе покажу - люблю! За слепого парня замуж надумала! Кнутом сейчас как перетяну пару раз, вся любовь-то и выскочит. Я тебе дам - люблю...

Правда, пошёл за кнутом. Только не выскочила из головы любовь, а засела в ней ещё прочнее и основа­тельней. Многого не знал отец. Не знал, что никакая это не дочкина блажь, что уже давно говорят они о бу­дущей семейной жизни с Сергеем, обсуждают, мечта­ют, планируют. Позади удивление и страх самой Нюси. Услышала признание в любви, ойкнула:

-   Да ты же слепой! Ты меня не видишь, ты солнца не видишь, какой из тебя муж?

Он не возражал. Дождался, когда она выговорит ему всё, да и сказал тихонько и ласково:

-   А я, Нюсь, работать буду.

Она скрыла от него главное. Скрыла, что когда ещё маленькой девочкой проходила мимо их дома на окраине Орска, видела дым, поднимающийся из тру­бы, вглядывалась в окна с простенькими занавесочка­ми, у неё щемило сердце от жалости: в этом доме жил слепой мальчик. Она пару раз видела его издалека, видела, как неуверенно и осторожно ходит он по дво­ру, как в сопровождении мамы идёт по улице. Слепой мальчик. Мальчик, не видевший солнца, а только чувствовавший его на своём лице, мальчик, не видев­ший Божиего мира, а живущий в вечной темноте и царстве звуков. Она не знала, что солнце он всё-таки видел. До трёх лет рос как все, шалил, познавал жизнь, всматривался в букашек, пробирающихся по своим делам в дремучих травинках, в ярких бабочек, в мамины добрые глаза. И вдруг - ослеп. Ел кашу, а ложку не доносил до рта, промахивался, сидел, из­мазанный кашей.

-   Что с тобой, Серёженька?

Серёженька ослеп. Стали водить его по врачам, да только те врачи разводили беспомощно руками. Вы­рос мальчик. На гулянках молодёжных выделялся среди парней высоким ростом, статью и красотой. Гармошка - подружка его заветная! Как играл Сергей, как упивался звуками, как повелевал мелодиями, то укрощая их, то давая им вольную, выпускал в невиди­мый им мир. Он, слепой юноша, своими тонкими, чут­кими руками подчинял себе сердца и ноги своих зря­чих приятелей. Он хотел - они пускались в пляс, хотел - усмирялись в одночасье, хотел - они озорно обменивались частушками, хотел - грустили и смахи­вали слезу. А он ловил, ловил напряжённым слухом звонкий девичий смех. Он узнал бы его из тысячи. Нюра, Аня Кириллова, девушка, подарившая его сердцу царское чувство первой любви.

-   Выходи за меня замуж.

-   Да ты слепой, ты ведь солнца не видишь...

Вышла. Грозный отцовский кнут беспомощно повис на ржавом гвозде в захламлённом сарае.

Первенец их, Славик, прожил два с половиной го­дика. Всю жизнь Анна Ивановна вспоминала о нём. Вот сейчас бы в школу пошёл, вот сейчас бы школу за­кончил, женился бы.

- А сейчас у него бы уже не только дети, внуки были, а у меня правнуки, - мне сказала с лёгкой грустинкой.