Куда смотрит прокурор?

– Догадливый ты, Мотя. Ведь как он не умеет жить, так никто не умеет! – честно признал капитан. – Как будто чувствовал, что что-то должно случиться.

– Когда с этим Гонсо связываешься, лучше быть готовым ко всему!

Накануне капитан Мурлатов действительно не хотел тащиться в гостиницу, где у Моти был подготовлен сеанс с Гонсо. На кой черт ему там светиться?! Но Мотя настоял, упросил. Капитан вспомнил конфузию с дедом Кресало и согласился.

Он на самом деле знал все, капитан милиции Мурлатов. Разве что был не в курсе того, что хорошенькая девочка Маша имеет в определенных столичных кругах кличку Гаденыш. За то, что подводила людей под монастырь не по нужде и принуждению, а с упоением и вдохновением, что делало ее совершенно неотразимой.

Глава 22. Судебные перспективы

Вину свою я признал полностью и в ходе следствия, и в суде, в чем глубоко и искренне сейчас раскаиваюсь.

Из прошения о помиловании

Благополучно покинув поле брани с разбушевавшимся херувимом и тем самым счастливо избежав грубого мордобоя, Мотя тут же отправился к Шкилю, дабы самому поведать тому о происшедшем, пока другие не дали иные показания. В ненужном свете и ракурсе. Шкиль второй день торчал в «охотничьем домике», как он называл свою симпатичную дачку, и Мотя, пока ехал, лихорадочно обдумывал создавшееся положение. Дело в том, что Шкиль не был в курсе его бизнеса с отпрысками состоятельных людей. Мотя не стал его посвящать в эти вопросы по разным причинам. Во-первых, он был самолюбив и вовсе не считал, что обязан отчитываться перед Шкилем во всех своих делах. Во-вторых, помощь Шкиля ему была не нужна, он сам справлялся со всеми трудностями и, что скрывать, весьма гордился этим обстоятельством. Он вовсе не собирался ходить под Шкилем слишком долго. За учебу спасибо, но дальше мы уже поплывем на собственном плоту. А в-третьих, Мотя сразу понял, что атаман в таком бизнесе будет не помощником, а помехой. Шкиль с некоторых пор весьма поумерил свой пыл демократизатора и возмутителя спокойствия и теперь, как видел Мотя, все больше старался вписаться в высшее городское общество и потому всячески пытался уклониться от конфликтов с его верхушкой. Мотя же принадлежал к этому обществу от рождения и потому не стеснялся и не боялся работать именно с его представителями. Правда, жить так, как все, ему, Блудакову, его бывшая в употреблении совесть не позволяла. Но после сегодняшнего происшествия обращения к Шкилю было не избежать. А как все прекрасно шло! Гаденыш, легенду для которой разработали самым тщательным образом – Мотя даже раскопал для нее несколько эпизодов из студенческой жизни Гонсо! – действовала виртуозно. Никто, кроме Моти, не мог бы заметить, что грудь она обнажила вовсе не случайно, а нарочно, как договаривались. И платьишко было подобрано специально для этого дела. Мотя предупреждал ее, что с херувимом главное не переборщить. Никаких гнусностей и разнузданности – сразу спугнешь. Да и не нужны они. После истории в парикмахерской вполне достаточно романтического свидания с шампанским и обнаженной грудью. И Гаденыш, умная и вдохновенная злыдня, все усвоила с лёта. Но этот чертов херувим испортил всю обедню!

Мотя от души выругался. Объясняйся теперь со Шкилем! Унизительно. Противно было не потому, что Мотя его боялся, а потому, что надо признаваться в промахе, в том, что ты напортачил. А ученая сучка всегда говорила, что каждая неудача – пятно на репутации, понижение в классе, удар по самолюбию, синяк, который может помешать дальнейшему профессиональному росту и движению вперед. Шкиль последнее время из-за этой дочки прокурора стал совсем нервным. Он мог начать разоряться слишком неумеренно, а Мотя, при всей его наружной толстокожести, терпеть не мог, когда его в чем-то упрекали, да еще справедливо. На самом-то деле он обожал похвалы и восторги в свой адрес. Они укрепляли его веру в собственные силы и достоинства…

Во дворе «охотничьего домика» у джипа Шкиля возился какой-то крепкий парень в джинсах и кроссовках. Он мыл машину с таким видом и чувством, будто мыл голую телку. И естественно, Мотя подумал: а не сменил ли атаман из-за неразберихи с Василисой свою ориентацию? Конечно, парень со Шкилем монтировался плохо, но от голубых можно ждать чего угодно. Моте в столице такие дуэты встречались! Зона повышенного риска, одно слово.

Шкиль сидел за громадным письменным столом и изучал какие-то бумаги. Мотя, которого сбил с панталыку парень у джипа, не подготовил первую фразу, как его учили, и начал совсем неудачно:

– Атаман, я подзалетел!

Он сообщил это трагическое известие и лишь потом понял, что сморозил.

Шкиль, разумеется, ядовито улыбнулся:

– Мотя, тебе что – адрес гинеколога дать? А я-то думал, что ты у нас по другому делу.

– Тьфу, черт, совсем уже зарапортовался, – выругался Мотя, изображая раскаяние и удрученность одновременно. – У меня с Гонсо история вышла…