Куда ты пропала, Бернадетт?

– Дамы и господа! – К счастью, из потолочного динамика затрещал чей-то голос с новозеландским акцентом. – Добро пожаловать на борт! Как только вы разместитесь, приглашаем вас в ресторанный зал «Шеклтона», где вас ждут коктейли и закуски.

– Я иду. – Я выбежала из каюты, оставив папу рыдать в одиночестве.

Когда у меня выпадали молочные зубы, зубная фея каждый раз приносила мне DVD. Сначала были «Вечер трудного дня», «Забавная мордашка» и «Вот это развлечение!» А за передний левый зуб она принесла «Ксанаду», и он стал моим любимым фильмом. Больше всего мне нравится финальная сцена, когда герои встречаются в новой дискотеке – всюду блеск хромированного металла, полированное дерево, гнутые бархатные сиденья и ворсистый ковер на стенах.

Так и выглядел зал «Шеклтона», только с потолка еще свисали плоские телевизоры, а в стенах были окна. И я наслаждалась всей этой роскошью одна, потому что остальные пассажиры до сих пор раскладывали вещи. Официант выставил на столы чипсы, и я умяла целую корзинку.

Через несколько минут к бару подрулила компания дочерна загорелых людей в шортах, шлепанцах и с табличками на шее. Члены экипажа, биологи.

Я подошла и обратилась к одному из них, по имени Чарли:

– Можно задать вам пару вопросов?

– Конечно, – он бросил в рот оливку. – Спрашивайте.

– Вы были тут во время рейса, который отправлялся сразу после Рождества?

– Нет, я тут с середины января. – Он закинул в рот еще несколько оливок. – А что?

– Вы не помните пассажирку по имени Бернадетт Фокс?

– Нет, не помню. – Он выплюнул косточки в горсть.

Подошел другой гид, такой же загорелый, с именем ФРОГ на табличке.

– Что вы хотите узнать? – у него был австралийский акцент.

– Да ничего, – сказал первый биолог, Чарли, и помотал головой.

– Вы были в новогоднем рейсе? – спросила я у Фрога. – Там была женщина по имени Бернадетт…

– Которая покончила с собой?

– Она не покончила с собой.

– Никто не знает, что там произошло, – сказал Чарли, делая Фрогу страшные глаза.

– Эдуардо там был. – Фрог потянулся к блюду с арахисом. – Эдуардо! Ты тут был, когда дама прыгнула за борт. В новогоднем рейсе. Мы как раз про это говорим.

Похожий на испанца круглолицый Эдуардо ответил с британским акцентом:

– По-моему, расследование еще не закончено.

В разговор вмешалась женщина с черными курчавыми волосами, собранными на макушке. На табличке значилось КАРЕН.

– Ты там был, Эдуардо? Ай! – она вдруг вскрикнула и выплюнула в блюдо бежевую массу. – Что это?

– Черт, там орехи, то ли? – сказал Чарли. – А я туда оливковые косточки бросал.

– Блин, – сморщилась Карен. – Кажется, я зуб сломала.

А потом все заговорили одновременно:

– Я слышал, она сбежала из психбольницы.

– Зуб откололся.

– А мне вот интересно, как ее такую на борт пустили.

– Вот это твой зуб?

– Да они всех пускают, у кого есть двадцать штук.

– Придурок!

– Ну прости, прости.

– Слава богу, что она себя убила. Ведь могла убить пассажира или вот тебя, Эдуардо…

– Она не убивала себя! – заорала я. – Это моя мама, и она ни за что бы этого не сделала.

– Я не знал, что она твоя мама, – пробормотал Фрог.

– Вы все ничего не знаете!

Я пнула ногой стул Карен, но он не шелохнулся, потому что был прикручен к полу. Потом сбежала вниз по задней лестнице, но забыла номер нашей каюты и даже на какой она палубе, поэтому бродила и бродила по жутким узким и низким коридорам, пропахшим дизельным топливом. Наконец одна из дверей открылась, и вышел папа.

– Вот ты где! Готова идти на инструктаж?

Я протиснулась мимо него в комнату и захлопнула дверь. Думала, он войдет за мной, но он не вошел.

До школы и даже в начале первого класса кожа у меня то и дело синела – из-за сердца. Обычно почти незаметно, но иногда очень сильно, и это означало, что пора делать еще одну операцию.

Однажды, перед операцией Фонтена, мама взяла меня в Сиэтл-центр. Я играла в огромном музыкальном фонтане. Разделась до трусов и бегала вверх-вниз по крутым бортикам, стараясь обмануть выстреливающие струи. Мальчик постарше показал на меня пальцем и крикнул другу:

– Смотри, Вайолет Борегард!

Это невоспитанная девочка из «Чарли и шоколадной фабрики», которая посинела и раздулась, как шар. Я была пухлая, потому что перед операцией меня накачивали стероидами. Я бросилась к маме, уткнулась лицом ей в грудь.

– Что такое, Би?

– Они меня обозвали, – пискнула я.

– Как? – Мама посмотрела мне в глаза.

– Вайолет Борегард, – выговорила я и разразилась слезами. Мерзкие мальчишки топтались поблизости, поглядывая на нас в надежде, что моя мама не настучит их мамам.

Мама их окликнула и сказала:

– Оригинально. Жаль, что я сама не додумалась.

И это был счастливейший момент в моей жизни, потому что тогда я поняла: мама всегда меня защитит. Я почувствовала себя великаном. И помчалась по бетонному пандусу быстрее прежнего, так быстро, что должна была упасть. Но я не упала, потому что на свете была мама.

Я села на узкую кровать в нашей крошечной каюте. Загрохотал корабельный двигатель, и из динамика раздался голос:

– Итак, дамы и господа…