Куда ты пропала, Бернадетт?

Сначала мы расстилаем пакеты там, где сверху капает, и накрываем их полотенцами или одеялами. В середину ставим большую кастрюлю. Пакеты нужны, потому что вода иногда часами капает из одного места, а потом сдвигается на пару дюймов. Мамино pi`ece de r'esistance[7] – положить в кастрюлю старую футболку, чтобы заглушить «кап-кап-кап». Потому что, если пытаться уснуть под эти звуки, можно спятить.

Редкий случай: папа был дома. Он встал рано, уже покатался на велосипеде и стоял, весь потный, у кухонной стойки в своих дурацких неоновых спортивных штанах. Пил зеленый сок[8] собственного изготовления. Футболку он снял, и на груди у него красовался черный пульсометр. Еще на нем был какой-то бандаж для осанки, который он сам сконструировал. Предполагается, что эта штука полезна для спины, потому что не дает сутулиться, когда сидишь за компьютером.

– И тебе с добрым утром, – проворчал он.

Я, наверно, скорчила рожу. Извините, но это довольно странно – проснуться утром и увидеть собственного отца в лифчике, даже если тот выполняет полезную функцию.

Из кладовки вышла мама с огромными кастрюлями.

– Привет, Биби! – сказала она и уронила кастрюли. Раздался оглушительный грохот. – Простите, я неважно себя чувствую.

Иногда мама всю ночь не может заснуть.

Папа в своих велоботинках процокал через всю комнату и подключил пульсометр к ноутбуку, чтобы скачать результаты тренировки.

– Элджи, как будет минутка, примерь резиновые сапоги для поездки. Я заказала целую кучу, чтобы ты выбрал.

– Отлично! – он прошлепал в гостиную.

На стойке лежала моя флейта. Я сыграла несколько гамм.

– Мам, а когда ты училась в «Чоте», там уже был Центр искусств Меллона?

– Да, – ответила мама, собрав кастрюли. – Там я в первый и в последний раз в жизни вышла на сцену. Играла в мюзикле «Парни и куколки».

– Когда мы с папой туда ездили, нам сказали, что в «Чоте» есть школьный оркестр. По пятницам он дает концерты, а жители Уоллингфорда покупают билеты!

– Здорово, – сказала мама.

– Если меня примут.

Я сыграла еще несколько гамм, а мама снова уронила кастрюли.

И тут ее вдруг прорвало.

– Ты хоть представляешь, чего мне это стоит? – воскликнула она. – У меня сердце разрывается, как только подумаю, что ты уедешь из дому!

– Ты тоже училась в школе-пансионе, – сказала я. – Если не хотела меня отпускать, не надо было рассказывать, как там хорошо.

Распахнулась дверь, и к нам вышел папа в резиновых сапогах со свисающими с голенищ бирками.

– Бернадетт, это потрясающе, – сказал он. – Ты столько всего набрала.

Он обнял ее одной рукой и прижал к себе.

– Наверно, все время проводишь в интернет-магазинах?

– Почти, – сказала мама и повернулась ко мне. – Понимаешь, я в принципе не против того, чтобы ты училась в хорошей школе, просто как-то не задумывалась о реальных последствиях. В смысле о том, что ты уедешь. Но ты поезжай спокойно. Я все равно буду каждый день тебя видеть.

Я сердито посмотрела на нее.

– Разве я тебе не говорила? Я перееду в Уоллингфорд и сниму дом поблизости от кампуса. Я даже работу уже нашла. В столовой «Чота».

– Даже не шути так, – сказала я.

– Никто ничего не узнает. Можешь со мной даже не здороваться. Я просто хочу каждый день видеть твое прекрасное личико. Но, конечно, мамочкиному сердечку будет радостно, если ты иногда махнешь мне рукой. – Последние слова мама произнесла мультяшным голосом.

– Мама!

– У тебя нет выбора, – сказала она. – Помнишь книжку «Как убегал зайчонок»? Тебе от меня не сбежать. Я буду за тобой приглядывать. Надену резиновые перчатки, стану по средам подавать гамбургеры, а по пятницам – рыбу…

– Пап! Скажи хоть ты ей.

– Бернадетт, – сказал он. – Пожалуйста.

– Вы оба думаете, что я шучу? – удивилась она. – Ради бога, думайте.

– А где мы сегодня ужинаем? – спросила я.

По маминому лицу пробежала тень.

– Минутку. – И она вышла через заднюю дверь.

Я взяла пульт от телевизора.

– А «Сихокс» не играет сегодня с «Далласом»?

– Начало в час, – ответил папа. – Как насчет прошвырнуться по зоопарку и вернуться к началу матча?

– Улет! Может, увидим нового детеныша древесного кенгуру.

– Хочешь, поедем на великах?

– А ты – на своем лежачем? – спросила я.

– Думаю, да. – Папа сжал кулаки и покрутил ими. – Эти холмы слишком круты для моих рук.

– Поехали на машине, – быстро сказала я.

Вернулась мама. Вытерла руки о штаны и сделала глубокий вдох.

– Сегодня, – объявила она, – мы идем в «Дэниелс Бройлер».

– «Дэниелс Бройлер»? – сказал папа.

– «Дэниелс Бройлер»? – повторила я. – Это на озере Юнион? Там еще вечно автобусы с туристами? И по ящику рекламу крутят?

– Ага, оно самое.

Наступила тишина, которую нарушило оглушительное папино: «ХА!»

– Никогда бы не подумал, что на День благодарения ты выберешь «Дэниелс Бройлер».

– Мне нравится тебя удивлять, – сказала мама.

Я взяла папин телефон и написала Кеннеди, которая уехала с мамой на остров Уидби, что мы идем в «Дэниелс Бройлер». Она прямо обзавидовалась.