Куда уходят грешницы, или Гробница Наполеона

– Похоже, Грушин ошибся, – вздохнул Артем. – Я не верю, что известная писательница, которая так замечательно держится и даже шутит, замешана в чем-то грязном! Ну не верю, и все! Либо у вас, мадам, нервы железные, либо…

Он не договорил.

– Артем Дмитриевич, я тоже хотел сказать, – поспешно заявил Валентин. – Что это ошибка! Я понятия не имею, почему меня сюда пригласили!

– А почему же ты приехал? – ощерился Артем.

– Грушин говорил что-то насчет слияния двух компаний… – пробормотал Валентин.

– Вот как? И ты поспешил сюда слить ему информацию?

– Нет! Что вы! Нет!

– Тс-с-с… – сказала Кира. – Я слышу… Вновь машина подъехала. Это следователь!

– Кира, да хватит трястись! – одернула ее Прасковья Федоровна. – Если это игра, то и следователь ненастоящий!

– Да, надо бы в первую очередь спросить у него удостоверение, – резонно заметил Артем. – Не хватало еще делать признания клоуну!

– А вы все-таки хотите сделать признание? – усмехнулась писательница.

Самый молчаливый из присутствующих Сид, похоже, пришел в себя и теперь сосредоточенно поглощал крабовый салат, прихлебывая пиво. Покосившись на него, Инга вдруг сказала:

– Не понимаю, при чем здесь Сид? Неужели кто-то может его шантажировать? Все и так знают, что он – стриптизер! И чем больше скандала вокруг его персоны, тем лучше! А ему кого шантажировать? И зачем? Прасковья Федоровна, вы ему что, денег не даете?

При этих словах Сид чуть не поперхнулся. Потом беспомощно посмотрел на жену:

– Мать, ты-то веришь, что я ни при чем?

– Ах, я уже сказала, что отношусь к этому как к очередной Даниной шутке! Я…

В это время на лестнице раздались тяжелые шаги. Все невольно замерли. Сюрпризы Грушина производили эффект разорвавшейся бомбы. Что на этот раз? Ряженые?

Вошедший в зал вслед за Грушиным мужчина был лет сорока, невысокого роста, грузный. Он переваливался при ходьбе, как утка, и костюм висел на нем бесформенным мешком.

– Добрый вечер, граждане, – пытаясь справиться с одышкой, сказал он и, достав из кармана пиджака носовой платок, вытер вспотевший лоб. – Однако лестницы у вас крутые, Даниил Эдуардович!

Артем стал нервно постукивать пальцами по столешнице. Инга вновь потянулась к бокалу с шампанским.

– Позвольте представиться: следователь городской прокуратуры, майор юстиции Колыванов Андрей Алексеевич, – торжественно заявил вошедший.

– Удостоверение, – попросил Артем.

– Пожалуйста.

Мужчина полез в карман пиджака. Артем взял его документы и изучал их долго и тщательно, чуть ли не обнюхивая. Потом сказал:

– Да, похоже на правду. Лучше было бы позвонить по месту работы и уточнить, но… Ночь на дворе! Не понимаю только: почему не из районной прокуратуры? Почему из Москвы? Ведь дело возбуждено по инициативе Грушина? Или как?

– С этим, граждане, еще не ясно, – вздохнул Колыванов и повернулся к хозяину. – Присесть можно?

– И сесть и закусить, – кивнул тот. – Может, выпить, Андрей Алексеевич?

– Ни-ни! – замахал руками следователь. – На службе нельзя! А вот покушаю с удовольствием!

– Кто еще хочет взглянуть на документы майора юстиции? – обратился к присутствующим Артем.

– Мы вам верим, – кокетливо сказала писательница. – Уж вы, во всяком случае, разбираетесь в этом лучше нас!

Остальные ее поддержали. Артем вернул удостоверение Колыванову, тот засунул документ в карман пиджака и, сладко причмокнув, пододвинул к себе жюльен. Покосившись на него, Сид принялся делать себе бутерброд с черной икрой. Не пропадать же добру!

– Туз крестей – казенный дом, – негромко произнес Грушин.

– Что? – вздрогнула Инга.

– Я говорю, что кому-то из вас выпадает казенный дом. Тюрьма, не иначе.

– Итак, Андрей Алексеевич, что сообщил вам Грушин? – настойчиво спросил Артем.

– Что кое-кто хочет сделать признание. Тет-а-тет, так сказать. Добровольно, что зачтется при вынесении приговора.

Кира посмотрела на Колыванова с ненавистью. А Сид хмыкнул.

– Пока я отсутствовал, никто не надумал? – обратился Грушин к сидящим за столом.

И тут случилось неожиданное. Валентин Борисюк промокнул салфеткой рот и, поднявшись со стула, громко и отчетливо сказал:

– Я.

Похоже, и для самого Грушина это стало неожиданностью. Артем же уставился на зама по рекламе тяжелым, пронизывающим взглядом. Сид перестал жевать.

– Скажите, пожалуйста! – покачала головой Прасковья Федоровна. – А на вид такой приличный молодой человек!

– А почему вы думаете, что я шантажист? – с вызовом спросил Валентин.

– Ну так признание же, – растерянно протянула писательница.

– Публично хотите покаяться или как? – нашелся наконец Грушин.

– Я хотел бы побеседовать с Андреем Алексеевичем наедине, – вздохнул Валентин. – Проконсультироваться.

– Пожалуйста, пожалуйста. Я затем и приехал. – И следователь со вздохом сожаления отодвинул тарелку.

– Итак, один решился, – подвел итог Грушин. – Я рад за тебя, Валентин. Теперь тебе станет легче дышать.

Борисюк побагровел и отошел к окну. Гости смотрели на него с откровенным любопытством.

– Ну-с, Даниил Эдуардович, и куда нам, так сказать, пройти? – Встал со стула следователь Колыванов.

– В соседнюю комнату. Это мой кабинет. Он небольшой, но удобный. Там вам будет комфортно.