Ворон ещё долго осматривал ледяные поля. Видел, как нерпы вернулись на лежанки вокруг проталины. Видел другой урган — куда больше первого. Видел и одного кумуткана у трещины. Тот, едва по нему скользнула тень ворона, сразу плюхнулся в воду. За таким не угонишься.
Отыскал обрушенное логовище — через него недавно прошла становая щель. Выдолбил из стены кусочки промёрзшей голомянки. Потоптался по меховой настилке и улетел.
Напоследок проверил свою добычу. Надеялся, что от нерпёнка хоть что-нибудь осталось. Издалека увидел, как к оранжевой палатке подъезжает машина. Покружил. Второго нерпёнка нигде не было. Людей тоже не было. А первый лежал всё там же — на красном снегу.
Ворон не стал рисковать. Знал, что машина не предвещает ничего хорошего. Каркнув в последний раз, полетел к берегу. Завтра можно будет слетать сюда ещё разок.
…
— Был бы такой костюм для аквалангистов, чтобы весь день плавать подо льдом. Мы могли бы караулить охотников, выслеживать их снизу — по тени. А потом, как только они поставили сеть на кумуткана, срывать её, запутывать и бросать ко дну. Чтобы ни один нерпёнок больше не попался.
— Могли бы.
— Могли бы.
— Хорошо бы, у каждого был свой штаб. Такой, чтоб туда никто не мог забраться. Накрыться руками, сказать «я в домике», и тебя нет. И никто до тебя не дотянется. И хорошо бы там было место для одного кумуткана. Можно спрятаться самому и взять с собой нерпёнка.
— Хорошо бы.
— Хорошо бы.
— А я бы хотела провожать кумутканов, когда они уходят на свои ледниковые купола. Следить, чтобы им никто не мешал. Они ведь скоро все уйдут. Сами уйдут в своё одиночество. Там их уже никто не тронет.
— Никто.
— Никто.