Куда улетают ангелы

— Да. И я собираюсь рожать, — ответила я, думая: ну почему же люди осмеливаются задавать мне такие вопросы. Вот попробуй кто-нибудь спросить что-нибудь в этом роде у моей мамы… Впрочем, маму ни один из ее женихов не решился обмануть. А меня — правда, один и тот же — но зато сколько раз!

— Таня… — врач укоризненно посмотрела на нее.

Таня пожала плечами и продолжила писать. Когда родилась Варька, к нам, как и положено, первые две недели после роддома прибегала медсестра из детской поликлиники. Та просто написала в только что заведенной Варькиной карточке: «Отца нет». А потом извинялась.

Да в нашей маленькой квартире каждый дурак поймет, что «отца нет». Уютный, растрепанный, душистый женско-детский мир — и ни одного мужского ботинка или носка. В нашей бывшей квартире…

Я проснулась, в первую секунду не помня, что случилось. У меня было хорошее ощущение — вот начался новый день, в котором есть все, ради чего и чем я привыкла жить.

Я открыла глаза, увидела перед собой чужое окно с аккуратно заправленными в специальные шлычки темными шторами… И только через несколько мгновений поняла — я не дома.

Нашего дома больше нет. Саши нет, работы нет, квартиры нет. Есть Варя, есть малыш в животе, есть я сама, с хорошим гемоглобином. Мне бы только еще найти точку опоры, встать на нее, потом найти где-нибудь поблизости ветку покрепче, чтобы можно было уцепиться, и встать потихоньку обеими ногами, чтобы не сдувало и не раскачивало…

В короткий перерыв между Вариным первым и четвертым уроком я ходила по улице рядом со своим бывшим домом и все пыталась рассчитать наши финансы в случае самого неприятного поворота событий, то есть если я в ближайшее время не начну зарабатывать хоть что-то.

Варя вышла из школы с высочайшей температурой. Я это увидела еще издалека — у нее горели щеки, губы и беспомощно прикрывались глаза. Я поймала такси, привезла ее в нашу временную квартиру, уложила в постель, измерила температуру и ахнула — тридцать девять и две! Я вызвала неотложку и стала по пакетам искать нашу аптечку. Та, конечно, никак не находилась. В дверь нашей комнаты тихо постучали.

— Елена…

— Да, пожалуйста, заходите.

На пороге стояла Любовь Анатольевна. Из-за невысокого роста и чуть оттопыренных ушей она походила на Гномика.

— В-вы извините, я слышала…

Она предложила помощь — сходить в аптеку или посидеть с Варей. Мне было очень неудобно, но пришлось принять ее помощь. Я быстро сходила в аптеку за жаропонижающим, и как раз приехала неотложка, когда я поднималась наверх. Врач только развела руками.

— Ничего определенного сказать не могу. Вы же сами видите — у ребенка ничего не болит. Горло только не очень — красноватое, рыхловатое…

— У нее всегда такое горло, от природы. Яркая слизистая.

— Тем более, это не может быть причиной такой температуры. Ждите, может проявится что-нибудь детское. В школе эпидемии нет?

— Нет. У нее недавно так же было. Высокая температура и ничего больше.

— Ну и что? Что-то проявилось?

— Нет.

Врач достала из чемоданчика большую банку с буквами, похожими на счетные палочки.

— Вот у меня есть такой препарат. Мой внук совершенно перестал болеть…

Она мне рассказала о чудодейственном препарате, который можно капать в нос, в рот, в глаза, в то место, которого у Виноградова не было в моем сне. Его можно пить внутрь по каплям, им можно полоскать, протирать, делать примочки. Основной состав препарата — соли Мертвого Моря.

— А… простите, сколько это стоит?

— Банка — всего восемьсот рублей. Но вы знаете, насколько его вам хватит!..

Я посмотрела на очень пожилую, стройную женщину, работающую на неотложке — это значит и ночные вызовы, и очень ранние утренние…

Она подержала банку и поставила на место.

— Я вам оставлю свой телефон, если надумаете купить — позвоните, а то с мая они будут дороже.

Я знаю, я видела, как живут люди, которые не делают ничего. Все разговоры, что миллионы нажиты тяжелым, в поту лица, трудом… Если кому-то и пришлось побегать год-другой, оформляя официально свой грабительский бизнес, или по десять-двенадцать часов в день убиваться, чтобы выкачивать из страны миллионы, — то разве это значит, что их работа кому-то нужна? Нужна работа учительниц моей Варьки, врачей из детской поликлиники, медсестры Тани… Но они получают двадцать тысяч рублей или двадцать пять, если очень повезет, и при этом находят силы вслушиваться в то, что мы им говорим, смотреть нам в глаза, любить наших детей — пусть даже выборочно. Я, получая такие деньги, не могла бы сосредоточиться на чужих детях, я бы думала, чем завтра кормить свою.

— Ну а все-таки — вы не знаете, что с ней?

Врач, которая уже было собралась уходить, остановилась.

— Вы говорите, такое уже недавно было?

— Да.

— А стресса сильного девочка не испытывала? Ну… — она глянула на меня, — может быть, вы ее за что-нибудь наказали, отшлепали, или сильно кричали, или… У вас ничего не случилось? Все, извините — живы?

— Все живы, но случилось, — вздохнула я.

— А… Тогда это вполне может быть результатом нервного потрясения. Засыпает плохо?

— Плохо.

— Есть стала хуже?

— Хуже.