Куда улетают ангелы

«Не введи в искушение, но избавь от лукавого» — говорю быстро я в те мгновения, когда ярость охватывает мое сознание и душу и мне хочется наброситься на Варьку, за то, что она за завтраком скривилась при виде пахнущей ванилью манной каши с изюмом… Ванилин и изюм добавляю я лично, чтобы Варька не кривилась. Поэтому мне хочется заорать: «Я, такая хорошая, добавила тебе ванилин, а ты, дочь Виноградова, такая же сволочь, как и он, ты — кривишься!» Помогают таинственные слова молитвы, которую я стала читать несколько месяцев назад не от глубокого религиозного вдохновения, а просто от отчаяния.

Что касается первой и последней фраз, на которых я раньше спотыкалась — «да святится имя твое, да придет царствие твое…» и «ибо твое есть царствие и сила и слава вовеки…» — то они мне кажутся некими формулами, кнопочками… щелк — подключился, щелк — выключился. Причем даже не просто «щелк», а через быстрое упоминание, обозначение самого главного, на чем зиждется всё остальное. А именно:

кто есть Создатель;

не все получилось, как он хотел, а надо бы;

зависит от меня самой — насколько мне будет плохо или легко, насколько меня будут уважать или презирать, не прощенные мной, рожденные мной, любимые мной…

— А ты поверь — станет проще.

— А ты — объясни мне — почему, как, откуда?..

— А ты не спрашивай!..

Вот и поговорили. Все те же персонажи — христианка с отличницей учебы и комсомолкой в моей душе.

Глава 21

Странно, почему мне Нелька не сказала этого раньше. Когда я отвозила к ней Варю, отправляясь в роддом, она между прочим сообщила:

— Звонила Ольга, я забыла тебе сказать. Искала вас. Она позвонила твоей маме, Лиля дала мой телефон — сама не знала, что той сказать. Я с ней сначала разговаривать не стала, но она еще позвонила…

— Да? — Мне было совсем не до Ольги, я чувствовала, что Максим вот-вот собирается родиться, надо добраться до роддома хотя бы в начале схваток.

— Ну да… Пришлось поговорить с ней. И она мне рассказала, что видела в театре твоего мужа, он познакомил ее со своей мамой и дочерью. Ну, в общем я ей твой телефон красногорский все равно не дала. Правильно?

— Какой дочерью? — спросила я, прислушиваясь к себе — мне казалось, что вот-вот начнут отходить воды, такое странное ощущение было где-то внизу живота и резко заломило поясницу.

— К нему дочь приехала из Канады. Верней, не к нему, она просто приехала, кажется, учиться здесь будет… в академии какой-то… Сейчас же все институты стали академиями…

— У него, что, такая большая дочь? — машинально спросила я. — Подожди, ты сказала — дочь? А когда… когда она приехала?

Нелька не подозревала, из-за чего мы покинули просторы пятикомнатной квартиры. Она, как и все, думала, что дело опять — как всю мою жизнь — в Виноградове № 1. Я ее не разубеждала, пусть лучше так думает, чем жалеет, что мне все изменяют с молоденькими и упругими.

— Не знаю… А что? — Нелька с любопытством посмотрела на меня.

— Нет, ничего. А когда Ольга звонила?

— Ленусь, я не помню, давно уже, я так зачухалась со своими… Прости, что не сказала, но я знаю, что ты к ней так осторожно относишься… Я помню, как она на свадьбе тост сказала, она мне такой странной показалась… И с шубой этой выступила некстати… Ты будешь носить шубу? Ой, то есть шуба там осталась, да?

Я даже засмеялась:

— Уж точно до шубы теперь!

Я расцеловала Варьку, попросила Нелю не кормить ее насильно — сколько съест, столько и съест, и не укладывать ее спать рано — она будет только маяться. Потом я села в такси, поехала в роддом и ночью родила Максима.

Утром мне принесли его, туго запеленатого, красивого, с волосиками и бровками. Я пыталась понять — мои у него брови или Сашины, и вытерла пальцами волосы, густо намазанные детским маслом. Он ткнулся в мою грудь, в которой пока ничего не было, кроме нескольких капель молозива, предвестника молока, и уснул. А я взяла телефон и позвонила Виноградову. Виноградову Толе.

Где-то на пятом часу схваток — всего я рожала семь с половиной часов, — когда на несколько минут отпустила разрывающая, нечеловеческая боль, я отчетливо поняла, почему Толя был тогда так счастлив, почему девушка была такой высокой и не по-нашему холеной и свободной. Ни массажи, ни бронированные машины, ни вереница кавалеров, ни коллекция шуб в шкафу, ни даже мелькание на обложках «Отдохни!» и «TV-парка» не дадут подобного эффекта — такого спокойного, сияющего взгляда, как дает ежедневное созерцание водопадов, тысячелетних секвой и благополучных, неторопливых соседей, прогуливающихся под ручку в аллее из золотисто-красных кленов в окружении троих маленьких детей и в ожидании четвертого.

— Да?

Я услышала Толин голос и несколько мгновений прислушивалась к себе. Да, точно. Все правильно. Я поступаю правильно.

— Да?.. — повторил он, как мне показалось, чуть растерянно.

— Ты приедешь ко мне в роддом?

Он секунду, ровно секунду молчал.

— Да. Куда?

Я назвала адрес.

— Я буду через полчаса.

— Утром тебя не пустят.

— Хорошо.

Он приехал сразу, и его пустили, дали белый халат. Мы разговаривали через дверь — из-за того, что в городе начался грипп.