Цель была так близка, что я могла сорваться. Поможет ли мне Джонатан? Догадается ли, что неспроста прошу его об одолжении?
А ты мне что? — заговорщицки проговорил мальчик и потрепал чёлку над очками.
— А я тебе, — хмыкнула в ладонь, — Да что попросишь! Могу не докладывать отцу, что ты не занимался. Могу выгородить, если куда-то соберёшься… А могу… Могу позволить снять очки!
Брат отдёрнулся.
— Зачем снимать? Тебе же больно будет! Совсем глупая?
— Я перетерплю, — я вздрогнула от неожиданности. Вдруг мальчишка правду говорит?! — Мне просто очень-очень нужно сообщить брату одну новость.
— Разберёмся. Как зовут тебя?
— Арли.
Брат деловито сложил руки на груди и набрал воздуха. Как же мы были похожи внешне. В его форме губ и носа я узнавала свои. Только бы он сквозь свои очки не увидел сходства. Больно он для своего возврата развит и смышлён. Теперь ещё и короткие волосы совсем выделили мои скулы, и долговязый подросток стал моей копией, только со светлыми волосами.
— В столовой сейчас возьмём булочки и в сад пойдём. Я покажу тебе наши владения. Садовник у нас старый и глуховатый, наверное, потому отец замену нашел, — Джонатан хитро улыбнулся и распахнул дверь. — А ты даже симпатичная, когда умытая. Но всё равно лицо твоё мне знакомо.
— Бу-у-улочки, — от одного упоминания о еде в животе заныло. Да так, что я даже о письме позабыла. — Конечно. А мама твоя тоже здесь живёт?
Джонатан неожиданно помрачнел. Даже его светлые волосы, казалось, потемнели.
— Молчи о маме! — крикнул он, да так громко, что плафоны азитовых светильников сердито звякнули. — Поняла?!
— Извини, — я выставила вперёд ладони.
— Мама хотела меня убить, — Джонатан надул губы. — Она обезумела. Поэтому папа забрал меня к себе.
Я выдохнула. Что-то подсказывало мне, что правды в этой версии куда меньше, чем в моей фальшивой биографии. Интересно, что наговорил бы мне отец о моей матери, если бы ему удалось забрать меня с собой? Презирала бы я её сейчас? Ненавидела бы?
— Пойдём, — Джонатан виновато протянул мне ладонь. — Я есть хочу. Ах, да, — вырвавшись, мальчик ринулся к дубовому столу. Достал из ящика перо на чернилах гусениц и стопку бумаги и протянул мне. — Спрячь. Это для твоего письма.
Я взяла бумагу и благодарно кивнула, а затем развела руки в стороны, ведь спрятать все это было некуда.
Джонатан долго смотрел на меня, приложив палец к губам, а потом повёл меня по коридору в другую комнату. Оставив меня на пороге, побежал к высокому шифоньеру и достал что-то длинное и шелестящее. Похоже на плащ.
— Это чтобы спрятать, — он показал на перо и листы в моих руках, — да и на улице в блузе будет прохладно. Уже лисий сезон всё-таки.
— Спасибо, — я с благодарностью укуталась в плащ.
Гладкая ткань скользнула по икрам. В подкладке я обнаружила внутренний карман, в котором легко поместилась пачка сложенных листов и пёрышко.
— Ну, что? — я подмигнула мальчишке. — За булочками?
— Летта такие вкуснющие печет! — восхитился мальчик и показал направление. — Туда.
Мы спустились в огромную и светлую столовую, где воздух пах ванилью и сливками, и набрали целый кулёк булочек и пончиков. Я жадно вдыхала аромат яств и не могла им насытиться. Тонкие ноты ванили возвращали меня в беззаботное детство, где мама пекла слоёные пироги с северными ягодами, а я с жадностью хрустела тонким тестом, размазывая по языку тающую начинку…
Далеко ли Мелика? И жива ли мама? Не разорвалось ли её сердце, когда я перестала отвечать на еженедельные письма?!
Тяжело было понимать эмоции брата из-за очков, и меня это немного смущало. Но когда я почти втоптала половину булочки, он рассмеялся.
— Держи, — протянул мне чашку, — это виноградный сок. А то тесто не переварится в тебе, потом лечить придётся.
Узкоглазая куховарка молча посмотрела на нас и продолжила нарезку овощей.
— И когда тебе тоже? — погрустнел брат.
— Что?
— Язык… Отрежут, — он ткнул пальцем в рот и скривился. — У папы слишком много тайн, которые могут навредить миру в стране.
— Я что, похожа на болтливую? — я запила булочку и облизала губы. Сладкий вкус разлился во рту, и на миг мне показалось, что жизнь прекрасна. А потом осознание безысходности накрыло с головой. А вдруг отец и мне язык отрезать вздумает?!
— Всем это делают, — серьёзно сказал брат. — Но не всех пускают в свои покои, — добавил веселей и пожал ладонью плечо.
— И давно вы здесь обосновались?
— Да я вырос тут. Место хоть и глухое, но очень красивое. Жаль, что слугам запрещено выходить, я бы тебе показал любимую заводь.
Мы вышли через несколько дверей на улицу. Алейн плавно катился к западу, окрашивая небо слабым багрянцем.
— А куда деваются слуги потом? — поинтересовалась я. — После того, как перестают служить твоему отцу?
— Пока никто не уходил отсюда на своих ногах. Двое в прошлом году от болезней сгорели, а один охранник спину сломал пару недель назад, — искренне делился Джонатан, увлекая меня по дорожке причудливо петляющую среди деревьев.