И тут содрогнулась вся школа. С оглушительным треском проломилась стена. У самого дальнего угла. Из зубчатого провала, ощетинившегося удержавшимися кирпичами, выплыла округлая болванка на цепи. И цепь, и устрашающую громадину покрывали бурые наросты то ли засохшей глины, то ли ржавчины. Всё это строительное хозяйство понеслось на Колю с ужасающей быстротой. А потом время почти остановилось. Коля видел, как ржавая махина медленно, чуть подрагивая, приближается. Коля стоял прямо по её курсу. Мальчик дёрнулся вправо всем телом, помогая руками, как рычагом. Ноги медленно, милиметр за миллиметром накренились, центр тяжести сместился, и Коля повалился набок. Тоже медленно. Ничуть не быстрее, чем наплывающая смерть.
Прежде чем время вновь обрело свою скорость, Коля успел выкинуть вперёд левую ладонь. Пальцы правой продолжали вращать палочки. И палочки вели себя просто замечательно. Не застревали между пальцами, не выскальзывали, не ломались. Раскрытая ладонь звонко впечаталась в дощатый пол. На миг Коля замер в гимнастической стойке, за которую он несомненно отхватил бы пятёрку по физкультуре, а потом невероятным усилием метнул свои каменные ноги вперёд. И теперь уже их энергия уносила Колю от стыковки. Мальчик не видел в скольких сантиметрах болванка разминулась с его телом. Он вдруг почувствовал, как зашевелились пальцы, как утратили скованность ноги и согнулись в коленях, чтобы встретить затоптанный пол подошвами ботинок, а не позвонками спины.
Болванка, прочертив по классу невидимую диагональ, не долетела до противоположной стены совсем чуть-чуть и со скрежетом унеслась в проделанное отверстие. Народ только сейчас начал соображать, что в классе происходит нечто неладное. Выпал из чьих-то разжавшихся рук Олег-вешалка. Кто-то ойкнул, позабыв про загубленные колготки. Кто-то раскрыл рот, выронив бесформенный комок жвачки. Пальцы Катышевой надорвали страницу учебника. И смотрел из угла на творящийся беспредел маленький пластмассовый крокодил Гена мудрым понимающим взором.
Вторым ударом болванка вдребезги разнесла окно. Стеклянная шрапнель, перемешанная со щепой, пронеслась по классу. Поднявшегося Василькова царапнуло по щеке. Он прижал пальцы к ране и между ними просачивались капли темнеющей крови. За окном не наблюдалось ни подъёмного крана, ни чего-то подобного. Никто не видел, откуда шла бурая цепь с массивным снарядом на конце. Но никто и не хотел видеть. Класс заревел и завизжал, разбегаясь в стороны, словно брызги из лужи, куда два деловых малыша с умным видом зашвырнули нерушимый белый кирпидон. Самые умные бросились к двери, остальные сжались в углах и распластались по полу. Коля отпрыгнул назад, больно ударившись об подвернувшийся стул. Дальше отступать уже некуда. Колина спина упёрлась в стенку. Твёрдую, гладкую, холодную, выкрашенную в голубой цвет. Когда зажигаются люстры, то от света их лампочек по стенам разбегаются переливчатые блики. Переливчатые, потому что, если водить головой вверх-вниз или из стороны в сторону, светящиеся островки рябью перебегают с места на место.
Неизвестно, почему Коля думал именно о сверкающих бликах электрического света, пляшущих по неровной, но гладкой голубой стене. Ржавая болванка почти дотронулась до Коли. Почти коснулась, но остановилась и начала прокладывать обратный путь. Трое пацанов сумели распахнуть дверь и пулей вылетели в коридор. Коля не успел, хотя дверь находилась не так уж и далеко.
Следующий удар разворотил край стены у пробитого окна. Оцепенение прошло и Коля сумел каким-то чудом ускользнуть из под опасной траектории. Краем глаза он заметил Пашку. Тот стоял по центру без всякой боязни. Палочки медленно прокручивались пальцами. И летала по классу ржавая смерть, ещё не успевшая приступить к кровавой жатве. Крики и визги кончились. Полякова, прижавшись к доске, скользила к двери. На матовой исцарапанной поверхности, заляпанной меловыми разводами, оставалась чистая полоса, где острые лопатки Поляковой скребли зелёную гладь. Наступила зловещая тишина. Только шуршали машины за окном, да кто-то прерывисто подвывал в углу у шкафа.
Дверь снова скрипнула. Коля даже удивился. Ведь Поляковой до финиша ещё далековато. Но на этот раз скрип знаменовал не отбытие, а прибытие. С какой-то испуганной радостью Коля узнал в ворвавшемся мальчишке взъерошенного Веню. Тишина ушла. Коридор за стеной наполнялся топотом и неразборчивыми голосами. Полякова, чуть не сбив Веню с ног, скрылась в проёме. Коля криво улыбался. Он не знал, что делать дальше.
— Палочки, Колян! — проорал Веня. — Коснись его палочек своими.
За окном снова показался грозный шар. И снова остановилось время. Почти остановилось.
Коля шагнул вперёд, навстречу Пашке, между разбросанных парт. Рука с остановившимися палочками вытянулась вперёд, словно сжимая штык, как солдаты в первую мировую. Пашка не отступил. Он злобно ткнул палочками в Колю, но не попал. Пашка не испугался. Пашка знал, что он сильнее. А сильные не боятся. Или по крайней мере не отступают без приказа. А такой приказ Пашка себе пока не давал.