Куда ж нам плыть? Россия после Петра Великого

1733 год начинался обыкновенно, не предвещая ничего сногсшибательного. Листаешь страницы «Санкт-Петербургских ведомостей» и мало что выписываешь – обычные новости. Вот в номере первом за 1 января опять, как уже не раз прежде, сообщение из Парижа: «Чреватство Ея величества Королевы знатно умножается, и вся королевская фамилия еще в вожделенном благополучии находится». Действительно – «еще». Отец будущего ребенка, Людовик XV, молод, ему всего двадцать три года. Восемь лет назад, в 1725 году, он женился на Марии Лещинской, дочери польского короля Станислава I, сторонника Карла XII, изгнанного из Польши войсками Петра I. Этот брак очень болезненно восприняли в Петербурге – ведь в жены Людовику XV прочили дочь Петра I Елизавету и брачные переговоры велись уже несколько лет. Однако ей предпочли Марию. Впрочем, у каждого своя судьба. Елизавета станет императрицей, а Мария будет рожать и рожать детей (всего – девять), и среди них будет и тот мальчик, который, став королем Людовиком XVI, кончит свою жизнь 21 января 1793 года под ножом гильотины. Палач будет демонстрировать его голову восторженным толпам парижан, заполнившим Гревскую площадь и еще не опасающимся за собственные головы… Но в начале 1733 года до этого очень далеко – шестьдесят лет! Людовик XV будет править Францией больше сорока лет; еще не получил он прозвища «Возлюбленный»; еще не произнесена им знаменитая фраза: «После нас – хоть потоп!»; еще не укрепились у власти и в сердце короля сначала великолепная маркиза Помпадур, а потом изящная графиня Дюбарри. И никто, конечно, не может предугадать того часа далекого майского дня 1774 года, когда будут поспешно хоронить Людовика XV – отчаянного прожигателя жизни.

До этого еще далеко, и 22 января 1733 года «Санкт-Петербургские ведомости» сообщают, что по-прежнему «королева в своем чреватстве поныне еще благополучно находится и того ради для предосторожности себе кровь пустить велела». Это тоже обычный в тогдашней медицине профилактический прием. Чуть что – сразу звали цирюльника с медным тазом, скальпелем и с банкой, полной извивающихся пиявок, и жертве пускали кровь. И в самом деле помогало – люди света в XVIII веке были неумеренны в еде, излишне тучны и полнокровны, и кровопускания действовали достаточно эффективно – улучшали самочувствие и аппетит. Смотрим газету далее. Вот в одиннадцатом номере за 5 февраля вроде бы обычное сообщение – в Петербург приехал накануне тезоименитства Анны Иоанновны принц Антон Ульрих Брауншвейг-Бевернский. Да, это тот самый Антон Ульрих, который через шесть лет, в 1739 году, станет мужем Анны Леопольдовны, потом отцом будущего императора Ивана VI Антоновича, чтобы затем, пробыв несколько месяцев русским генералиссимусом, кануть в небытие и умереть больным и слепым в холмогорском заточении, отсидев в тюрьме 32 года. Но сейчас на дворе февраль 1733 года, он молод и спешит в Петербург, чтобы успеть на праздник, увидеть свою невесту – племянницу Анны Иоанновны, Анну Леопольдовну, и полюбоваться в праздничный вечер петербургским фейерверком. И действительно, принц успел вовремя и уже на следующий день был не только принят императрицей, но и с «высокою императорскою фамилиею за императорским столом публично кушал», сидя, вероятно, рядом с принцессой Анной. «Жених! Жених!» – шептались, глядя на него, собравшиеся гости. Если бы, разорвав время, мы вошли в этот зал и шепнули бы Антону Ульриху о будущем, которое его ждет, он, вероятно, поперхнулся бы, а потом покинул стол якобы «нужды ради» и бежал бы и бежал без оглядки, пока не достиг бы своего милого Брауншвейга.

Генеральная репетиция разделов Речи Посполитой

Но это всё наши досужие фантазии, оставим их и вернемся к газете… Фейерверки, приемы, малозначащие для будущего новости… Но вот наконец то, ради чего мы и листаем страницы официальной газеты. В «Прибавлении» от 13 февраля 1733 года читаем: «Из Варшавы от 5 дня февраля. 1 дня сего месяца пришли все, а особливо саксонские подданные, здесь в великую печаль, как от двора сие нечаянное известие получено, что Его величество, всемилостивейший наш король, от имевшейся в левой ноге болезни, которую Его величество, едучи сюда, получил, в 10 часу поутру в 64 году своей хотя довольной, но еще долее желанной старости преставился… Незадолго перед своею кончиною повелел Его величество своему верному камердинеру Петру Августу, родом калмыку, который ему прежде от российского императора блаженной памяти Петра Великого подарен был, у своей постели завес закрыть. Как с полчаса потом оный завес опять открыли, то нашли, что Его величество на левом боку уже мертв лежал». Вот это была новость первостепенной важности – умер польский король Август II Сильный! – и в Петербург она пришла, конечно, раньше, чем была опубликована в газете, и, вероятно, именно о ней судачили придворные на праздновании тезоименитства Анны Иоанновны. Придворные Бельведера в Варшаве, в отличие от версальских придворных, не могли воскликнуть: «Король умер – да здравствует король!»