Куда ж нам плыть? Россия после Петра Великого

Глава 10 Всероссийская помещица Ивановна и ее двор

Итак, в тридцать семь лет герцогиня захудалой Курляндии стала российской императрицей. Сохранилось много исторических документов, по которым мы можем достаточно полно представить себе ее образ жизни, характер, привычки и вкусы. Приведу пример наиболее характерный. В 1732 году в Тайной канцелярии рассматривалось дело по доносу на солдата Новгородского полка Ивана Седова. Тот рассказывал: «Случилась Ладожеского полку салдатам быть на работе близ дворца Ея императорского величества и видели, как шел мимо мужик, и Ея императорское величество соизволила смотреть в окно и спрашивала того мужика, какой он человек, и он ответствовал: «Я – посацкой человек». – «Что у тебя шляпа худа, а кафтан хорошей?» И потом пожаловала тому мужику на шляпу денег два рубли». Эта заурядная бытовая сцена не привлекла бы нашего внимания, если бы речь шла о лузгающей семечки мещанке, купчихе, барыне. Но в данном случае речь идет об императрице, самодержице, события эти реальные, и происходили они в Петербурге, в императорском дворце. Естественно, ничего странного и предосудительного в описанном поведении Анны нет, но мелькнувший образ скучающей помещицы, которая в полуденный час глазеет на прохожих, вполне соотносим с Анной Иоанновной, в чьем характере проявлялось немало черт помещицы. Да вот только имением ее было не сельцо Ивановское с деревеньками Большое и Малое Алешино, а огромное государство.

Именно с такой помещицей Ивановной мы встречаемся в рассказе жены управляющего дворцовым селом Дединовым Настасьи Шестковой, которая каким-то образом попала во дворец Анны в 1738 году. По-видимому, императрица некогда знала Шестакову и вызвала ее к себе – так она не раз делала со своими знакомыми по «прежней», доимператорской жизни. Вечером ее привели в спальню государыни, и та «изволила меня к ручке пожаловать и тешилась: взяла меня за плечо так крепко, что с телом захватила, ажно больно мне было». Мужиковатость и сила были присущи Анне, о чем свидетельствуют и другие источники, да и стреляла она как заправский мужчина, не боясь ушибить плечико прикладом. «И изволила привесть меня к окну – продолжает Шесткова, – и изволила мне глядеть в глаза, сказала: «Стара очень, не как была, Филатовна…». И я сказала: «Уже, матушка, запустила себя: прежде пачкавалась белилами, брови марала, румянилась». И Ее величество изволила говорить: «Румяниться не надобно, а брови марай». И много тешилась и изволила про свое величество спросить: «Стара я стала, Филатовна?» И я сказала: «Никак, матушка, ни маленькой старинки в Вашем величестве!» «Какова же я толщиною – с Авдотью Ивановну?». И я сказала: «Нельзя, матушка, сменить Ваше величество с нею, она вдвое толще». Только изволила сказать: «Вот, тот, видишь ли!»

А как замолчу, то изволит сказать: «Ну, говори, Филатовна!» И я скажу: «Не знаю что, матушка, говорить, душа во мне трепещется, дай отдохнуть». И Ее величеству это смешно стало, изволила тешиться: «Поди ко мне поближе…»»

После этого совсем помертвевшую от страха и восторга Филатовну вывели из спальни императрицы. А утром Анна стала распрашивать ее, где она живет, чем занят муж, спросила: «А где вы живете, богаты ли мужики?» – «Богаты, матушка». – «Для чего ж вы от них не богаты?» Тут в первый раз Шесткова осмелела и ответила остроумно: «У меня… муж говорит, всемилостивейшая государыня, как я лягу спать, ничего не боюся и подушка в головах не вертится». Очень хороший образ: подушка вертится по ночам в головах только у тех, кто неспокоен, кто боится! «Скажи-ка, стреляют ли дамы в Москве?» – «Видела я, государыня, князь Алексей Михайлович (Черкасский) учит княжну стрелять из окна, а поставлена мишень на заборе» – «Попадает ли она?» – «Иное, матушка, попадает, а иное кривенько». – «А другие дамы стреляют ли?» – «Не могу, матушка, донесть, не видывала». Ни до, ни после императрицы Анны Иоанновны, безумно любившей стрельбу в цель, государственные деятели вроде канцлера князя Черкасского не обучали своих нежных дочерей пулевой стрельбе, а тут вдруг разом увлеклись! К нему бы это? А дело известное – пристрастия правителя в России становятся безумием светской черни!