Куда ж нам плыть? Россия после Петра Великого

Стран северных отважный сын,
Презрев и казнью, и Бироном,
Дерзнул на пришлеца один
Всю правду высказать пред троном.
Открыл царице корень зла,
Любимца гордого пороки,
Его ужасные дела,
Коварный ум и нрав жестокий.
Свершил, исполнил долг святой,
Открыл вину народных бедствий
И ждал с бестрепетной душой
Деянью правому последствий…

Вероятно, именно эта патриотическая «Дума» Рылеева пробудила фантазию романистов. Сначала К.П.Масальский в 1834 году сочинил повесть «Регентство Бирона», а год спустя за тему взялся И.И.Лажечников. Он написал свой знаменитый роман «Ледяной дом», выдержавший впоследствии бессчетное множество изданий. Шествие бойкого романа было победным, и поколения русских читателей впитали вместе с ним стойкий «анти-бироновский дух». Как не вспомнить несколько грустные слова историка Е.П.Карновича, писавшего в 1873 году: «Известно, однако, что ничто не вредит до такой степени исторической истине, как исторические романы. В произведениях этого рода исторические факты и народные предания делаются полным достоянием автора: он раскрашивает, освещает и оттеняет их по своему собственному произволу. От воображения или симпатии романиста зависит выставить одних исторических деятелей образцами всех добродетелей, а других – извергами человеческого рода, а между тем при слабом развитии исторической литературы (и добавим от себя – грубом сознательном извращении исторических фактов в угоду идеологическим схемам. – Е.А.) нет никакой возможности проверить, до какой степени романист уклонился от действительности». В советский период нашей истории, с характерной для него ожесточенной борьбой с «низкопоклонством перед Западом» и «безродным космополитизмом», роман Лажечникова, как и традиционная концепция «бироновщины», оставался весьма популярен, чему способствовала его блестящая литературная форма. Историки, несмотря на хорошо известные им старые работы Е.Карновича и других, призывавшие к умеренности и объективности в подходе к «бироновщине», писали об этой эпохе так, как будто, кроме Лажечникова, они ничего не читали. Беру первый том «Очерков истории Ленинграда» (Л., 1955. С. 191): «Пробравшиеся к власти немецкие авантюристы начали нагло грабить страну, торговать должностями и интересами России. Анна не жалела денег для себя и своего окружения…»

Эрнст Иоганн Бирон. «Императрица Анна была от природы добра и сострадательна… Но как у нее любимцем был человек чрезвычайно суровой и жестокий, имевший всю власть в своих руках, то в царствование ее тьма людей впали в несчастье»

Разумеется, при такой постановке вопроса нетрудно впасть в другую крайность – заняться исторической реабилитацией анненского временщика, писать «Апологию бироновщины», представить Бирона как человека мягкого, «не из таких, которые склонны насиловать чужую волю», как вельможу, совершенно отстраненного от системы управления, от государственных дел, благо он не оставил подписей под государственными бумагами. Ходил себе под ручку с Анной да поглядывал вокруг. И такие работы, как естественное противодействие единой концепции, которую разделяли и официальная наука, и ее противники, появились. Наиболее ярко апологетическую точку зрения на Бирона выразил В.Строев в книге «Бироновщина и Кабинет министров» (М., 1909–1910). Ее концепция кажется мне ошибочной. В предыдущих главах я старался показать, что влияние Бирона на жизнь страны, управление государством было весьма значительным, но термин «бироновщина» с его иделогической начинкой характеризует время царствования императрицы Анны Иоанновны в той мере, как, например, термин «шуваловщина» – царствование Елизаветы или «орловщина» – начало царствования Екатерины II.