– Тебе бы говорить всем православным христианам, чтобы единомышленно ополчились за крест святой, и самого царя благочестивого подвигать бы тебе на брань.
После того блаженный стал являться у Архангельского собора и кричать изо всех сил: «Ночь проходит, заря занимается, роса падает, млеко с неба польется». Царь увидал его и велел позвать к себе во дворец.
Вошедши к государю, блаженный упал на землю, протянувши руки вперед, а потом вскочил и закричал во все горло:
– Царь, иди бусурман бить.
– Садись, божий человек, – сказал царь, проникнутый страхом от такой неожиданной выходки.
Блаженный сел на полу. Царь приказал подать ему вина и сластей. Блаженный вскочил, взял кубок, поднес к губам и начал лить мимо рта по бороде; потом, как будто поперхнувшись вином, поставил кубок и, кланяясь в землю, говорил:
– Прости, царь-государь, не вели казнить, смилуйся, пожалуй! Не умею вина пить! Дурак я неотесанный, мужичина деревенский!
Потом блаженный взял с блюда несколько сухих вареных плодов, быстро спрятал их за пазуху, улыбнулся и сказал:
– Ребятишкам отдам.
– Каким ребятишкам? – спросил царь.
– Тем, что будут воеводствовать в Крыму, когда вырастут.
– Как! В Крыму?
– Да, в Крыму, когда Крым завоюют.
– Кто его завоюет?
– Русь.
– Когда?
– Когда Бог даст.
– Не я?
– Как пойдешь на войну, так ты завоюешь, а как не пойдешь, так не ты, а другие после тебя завоюют, а тебе будет срам и великое досаждение от неверных.
– Какое досаждение?
– Побьют тебя не в пору и Москву сожгут, как уже сожигали при твоих отцах.
– А разве мне будет победа, когда теперь пойду на войну?
– Победишь.
– Отчего ты это знаешь?
– В Лукоморье сказали.
– В каком Лукоморье?
– Все расскажу, коли хочешь, только тебе одному.
– Говори.
– Говорить?
– Говори.
– А ты не прибьешь? Дай царское слово, что не прибьешь.
– С чего я стану божьего человека бить!
– То-то, не прибей, а то больно будет, я перед Богом пожалуюсь.
– Говори, не бойся.