Кудеяр

Попрощался Кудеяр со станичниками и поехал своим путем. Вести, слышанные им, сильно смутили его, и стали ему входить в голову иные думы. «Если так, – говорил он сам себе, – то какого праха буду я служить московскому государю, что я, москвитин, что ли? Разве батько наш, Вишневецкий, не покинул московского царя, когда ему у него не по нраву пришлось? А мне-то что? Разве мне поместье царское нужно? Пропадай оно прахом! Правду говорил Девлет-Гирей. У крымского я ни за что не остался бы, хоть он меня золотом обсыпь, но как тут делать! Настю надобно вызволить: поеду в поместье, коли она там, возьму ее и удеру с нею на Украину. Денег ханских хватит на наш век!»

Так рассуждал Кудеяр. Следуя по своему пути, путники въехали в Пузацкий лес, обширный и густой лес, преимущественно дубовый. Орлы кружились над их головами, всполошенные человеческим присутствием. Звериный вой доносился до ушей путников со всех сторон. Миновали они верховья Сейма, Оскола, выехали снова в поле и достигли реки Тима. Муравский шлях шел вдоль этой реки, то приближаясь к ней, то отдаляясь от нее параллельно к реке Щене. Так наконец Кудеяр с товарищами добрался до реки Быстрой Сосны. На том месте, где через несколько лет после того построен был город Ливны, Кудеяр увидел большую станицу; вместо куреней поставлены были избы, а необходимость защиты заставила станичников обрыть все строение рвом и обсадить частоколом. Отсюда станичники посылали разъездных проведывать про татарские загоны и про русских воровских людей.

Кудеяр, повидавшись со станичниками, узнал от них еще подробнее о том, что делается в Московском государстве, и после новых сведений решился во что бы то ни стало взять свою Настю и уйти в Украину. Предполагая, что она в поместье, Кудеяр отпустил ехавшего с ним крымского посла, вместе с татарами, по прямой дороге в Москву, а сам договорил одного из станичников проводить его до Белева.

– Как-то мы приедем к Белеву? – говорил станичник дорогою. – Под Белевом шайка разбойников завелась. Наместник Постников посылал высылку ловить их, да у воевод людей немного, детей боярских не соберешь; мало их в уезде: кто на Москве в опричнине у государя, а кого послал царь войною на немцев. Атаман у разбойников – Окулка Семенов, из белевских детей боярских, что государь велел вывести его из Белева, а он, Окулка, учинился государю силен да набрал себе ватагу из людей и крестьян опальных да изо всяких беглых; а к нему пристал другой атаман, новокрещен Урман, а крещеное имя ему Иван, тож из детей боярских белевских, а тот Урман, говорят, не прост человек, ведовские слова знает.

Имена Окула и Урмана поразили Кудеяра: первого он знал мало, но вспомнил, что так называли одного из боярских детей, которых он привел на Псёл к Данилу Адашеву; а второй был, по его соображению, не кто иной, как тот самый крещеный татарин, который плавал с ним по Днепру к Ислам-Керменю и советовал воротиться, не доверяясь речам Афанасия Елисеевича. «Они узнают меня, – думал Кудеяр, – и едва ли станут трогать, а если не так, то ведь сила у меня не пропала».

Волнуемый и страхом, и надеждою, Кудеяр гнал своих лошадей, давал им мало времени на корм. Уже недалеко оставалось до Белева. Кудеяр помышлял миновать его и прямо ехать на свое поместье. Между тем солнце было на закате, путники доезжали до опушки леса.

– Нам, – сказал провожатый, – лучше бы проехать лес засветло, а то тут разбойники держат притон.

На опушке леса стояла изба со двором. Вывешенный шест с клоком сена показывал постоялый двор: тут большая Болховская дорога, ведущая к литовской границе, сходилась с Новосильскою, по которой, миновавши Новосиль, ехал Кудеяр. Лошади были сильно притомлены. Кудеяр въехал на постоялый двор.

Вошедши в избу и помолившись, как следовало, образам, Кудеяр обвел глазами внутренность избы и увидел коренастого хозяина, с лукавыми, не смотрящими прямо глазами, и приземистую, худощавую хозяйку, а в углу, под образами, он увидел двух людей, одетых в одинаковые черные однорядки: один из них был рыжий, высокий, длиннолицый, с большою бородой; другой – приземистый, смуглый, плотно остриженный, с четвероугольным обликом лица, узкими глазами и клочковатой бородой. Кудеяр в последнем узнал Урмана.

И Урман сразу узнал Кудеяра. Оба смотрели несколько минут друг на друга с вопрошающим выражением лица.

Наконец Кудеяр обратился к Урману по-татарски. Урман тоже ответил по-татарски.

Вслед за тем Урман сказал своему товарищу по-русски:

– Это наш давний добрый приятель. Если помнишь, тот, что был над нами головою, когда мы ходили с Адашевым на Днепре. Тогда его турки взяли обманом. Теперь, как видишь, он на воле.

Окул недоверчиво посмотрел на Кудеяра. Кудеяр разговорился с Урманом по-русски, стал ему рассказывать свою судьбу. Окул слушал со вниманием, но все еще посматривал на Кудеяра искоса.