Кудеяр

— Одно другому не мешает. Вот остановимся на ночь, поспешим мы с тобой, Ваня, в те самые кусточки, авось там ягодку созревшую найдём!

Конюший Михаил Глинский, стоявший рядом с государем, плюнул в сердцах.

— Кобель — он и есть кобель! Весь в своего батюшку Ивана Овчину. Не зря говорят: яблоко от яблони недалеко падает.

Но Фёдор не слышит его брани и продолжает травить с Иваном Дорогобужским:

— Ныне, Ваня, девицы праздник Матери Сырой Земли справляют, — та им силу свою отдаёт. Вот и водят они Зилотовы[117] хороводы. А как закружатся у них головушки, так они и в кусты. Тут уж ты не зевай!

— Говорят, в Коломне Девичий монастырь есть… — мечтательно произнёс Иван Дорогобужский.

Весёлый смех был ответом на его слова.

— В том Девичьем монастыре всего девять келий, в коих жительствует пятнадцать старцев, и старцы те давно по тебе, Ваня, сохнут!

Государь внимательно вслушивался в разговор Фёдора с Иваном — их речи вызывали в его душе какие-то неясные желания, волнения. А рядом Михаил Глинский продолжал бубнить:

— Люди в этот день делом занимаются-одни пшеницу сеют, другие собирают зелья у болота, а у этих христопродавцев — лишь один грех на уме!

Но юный великий князь не слушает его. Как хорошо вокруг! Пахнет свежими травами, вечерняя заря взмахнула над миром красным крылом. Из задних стругов донеслась песня — там плывут новгородские пищальники, которых он решил испытать в деле против татар. Пора причаливать к берегу на ночлег.

С прибытием государя в Коломну жизнь в этом порубежном городе переменилась. Про татар никаких вестей не поступало, поэтому молодёжь, сопровождавшая великого князя, ударилась в развлечения.

— Слыхивал я, — объявил на колосяницы[118] Иван Васильевич своим боярам, — будто в далёкой от нас земле, рекомой Китаем, некогда жил царь по имени Шень Нун. И тот царь, когда начинался сев, сам проводил первую борозду и бросал в землю семена. После него сеяли его родичи, а затем и весь народ. И решил я уподобиться тому царю Шень Нуну. Нынче день Федосьи Гречушницы, самое время сеять гречу. Так я сам почну сеять, а после меня вы будете.

Бояре недовольно кривились, ворчали друг другу:

— Не зря говорят, что колосяницы — самый несчастливый день в году. Мыслимое ли дело боярам гречу сеять? Наш государь как дитё малое, всё бы ему забавы придумывать.

Тем не менее все вышли в поле, поскольку после казни Андрея Шуйского государя побаивались. Иван сбросил с себя кафтан и, оставшись в портах и белой рубахе, как заправский пахарь, ухватился за рогали[119]сохи. Шестнадцать лет парню, а силы в нём на мужика хватит. Эвон какие ручищи! И не диво, что борозда получилась ровная, глубокая.

Как вспахали поле, начался посев гречи. И в этом деле великий князь впереди всех. Молодёжь души в нём не чает: уж больно горазд на всякие выдумки. Воротившись с поля, где гречу сеяли, на ходулях пошёл по улицам Коломны. Весь народ сбежался поглазеть на великого князя, головой упёршегося в облака.

А к вечеру — новые развлечения: оделись кто во что горазд. Государь и тут всех переплюнул-в саван нарядился! То-то было смеху да веселья!

Незаметно пролетел этот день, а назавтра, на Исаакия-змеевика[120], новые развлечения придуманы. Решил государь устроить конную прогулку за посад[121]. Старики все уши молодым прожужжали, чтобы были за посадом осторожными, не зря ведь в народе говаривают: «За Федосьей Исакий, выползает из нор гад всякий». В этот день змеи скапливаются и идут поездом на змеиную свадьбу.

Весной 1546 года в Новгороде произошло столкновение между жителями посада и московскими богатыми торговыми людьми — сурожанами, некогда переселёнными из Москвы в Новгород. Согласно великокняжеской грамоте, Новгород для похода на Казань должен был выставить две тысячи пищальников.

— Наше дело торговать, — кричали сурожане, — а пищальников должен давать посад и только посад!

Посадские люди не стерпели несправедливости, между ними и сурожанами возникла вражда: чуть что случится, сразу же хватаются за ножи.

В этом споре Боярская дума с ведома великого князя приняла сторону богатого купечества, однако посад не подчинился требованию Боярской думы, так и не поставил пищальников. В наказание за это двадцать пять опальных новгородцев были увезены в Москву, а имущество их отобрано.

Пищальники, прибывшие в Коломну, решили пожаловаться на несправедливость бояр великому князю, в своей челобитной они просили помиловать опальных новгородцев, возвратить им имущество.