Кудеяр

Облака принимают необычную, быстро меняющуюся окраску. Умиротворение и покой поселяются в душе. А когда завидишь впереди белокаменный храм, устремлённый маковкой в звенящую, быстро темнеющую синеву, в душе начинает звучать славная величественная песня. И вот ты уже внутри храма и поднимаешь взор к Господу Богу, изображённому в окружении белоснежных ангелов на своде. Ты не чувствуешь уже тяжести тела и устремляешься ввысь, навстречу тому, кто сотворил этот прекрасный мир. Согласное пение монахов словно нежные волны колеблют душу, ласкают её. И ты целиком, без остатка растворяешься в эфире радости, счастья, покоя, отчего слёзы благодарности проступают на глазах.

Андрей огляделся по сторонам и приметил худенькую девочку, стоявшую среди монахов. Платьице её изодранное, грязное, а широко распахнутые глаза обращены к изображению Бога. Тонкой рукой она усердно крестилась.

Но вот церковные окна посерели, а затем поголубели. Служба закончилась, и монахи, покинув церковь, окружили девочку.

— Ты, птаха, откуда к нам прилетела? — спросил отец Пахомий.

— Мы с мамкой побираться ходили, да недалеко отсюда мамка вдруг схватилась за бок и повалилась на землю. Я её окликаю, а она не отвечает, дышать перестала. Я подле неё полдня просидела, а потом побрела куда глаза глядят. Вечером забралась под ёлку и заснула. На рассвете же такой сон увидела, ну прямо страх! Рассказать?

— Расскажи, расскажи, птаха прилётная.

— Привиделся мне не лес и не поле, а как бы край болота. Кочки там, жухлой травой поросшие, а в одном месте дерево торчит корявое, на нём ни единого листочка не осталось, все облетели. А ещё помню, будто вечер настал, и небо и земля одинакового цвета — серые. И вдруг я увидела — в сером небе тёмная полоса обозначилась. Та полоса ни с того ни с сего разделилась пополам, и обе половинки как бы раздвинулись, отчего подобие окна получилось. Сначала оно было серым, а потом зарозовело и померкло. Минуло какое-то время, и в другом месте на небе тёмная полоса обозначилась. Я говорю людям — их около меня с десяток было, — глядите, глядите, что там подеялось? И вновь полоса разделилась на две половинки, те раздвинулись, а окно зарозовело. И вдруг ни с того ни с сего мы все оказались в большом храме, только не в таком, как этот, а без крестов и ангелов. И в том храме расхаживают люди в дивных ярких одеждах. Чудной какой-то храм: нет там ни попа с дьячком, ни иконостаса. И тут как будто кто-то подсказал мне: храм сей возник ни с того ни с сего на болоте, что это наваждение, дьявольское искушение. Я как закричу: не должно быть тута этого храма! И от мово крика кинулись бывшие в храме люди на нас и почали хватать за руки. У меня аж волосья на голове дыбком встали. Да тут надоумил Господь, что от нечистой силы лишь крёстное знамение спасти может. Стала я крёстное знамение творить, а рука не поднимается, словно неведомая сила противится ей. С большим-пребольшим трудом я крест начертала, и тогда те люди от нас отпрянули. А тот, что у них за главного был, сказал: «Ну, всё ясно!» Чего ему ясно стало, я не поняла. Тут они на нас вновь скопом ринулись. Я без конца от них открещивалась, — теперь руке моей ничто не противилось, а они всё лезут и цепляются за меня. Побегла я и оказалась возле какого-то дома. Рукой двери уже коснулась, а человек из чуждого храма всё норовит схватить меня. И тут я проснулась в неведении: спаслась или нет? Вроде бы спаслась, потому как преследователь мой крёстным знамением повержен был, да только в спасительный для меня дом я так и не вошла. Что бы это могло значить?

Монахи были поражены дивным рассказом. Игумен перекрестился.

— Скажи, птаха, а другие люди, что были с тобой в храме, спаслись они?

— Нет, святой отец, я ни одного из них больше не видела.

— Снизошло на тебя, малютка, благословение Господне. Ясно было указано тебе — сила наша в крестном знамении. Воротимся, братья, в церковь и помолимся во славу Господа нашего. Как звать-то тебя?

— Акулинкой, святой отец.

Тоненький солнечный лучик заглянул в окно кельи и стал расти, расширяться. Вот он высветил тёмные волосы Кудеяра, перескочил на лоб, коснулся сомкнутых век. Разбуженный его ласковым прикосновением, мальчик открыл глаза, быстро поднялся, натянул порты. Из церкви, расположенной на горе, доносилось согласное пение монахов. Скоро они спустятся в трапезную, но Кудеяру ещё не хочется есть. Услышав за окном условный свист, весело перескочил через порог.

Более полугода живёт он в скиту. Зимой было скучно, потому часто вспоминал он Крым, ласковое море, каменистые кручи гор. Долгие зимние вечера скрашивали рассказы отца Андриана о местах, где он побывал, да занимательные повествования игумена Пахомия о повадках рыб, зверей, птиц, о тайнах разных трав.