Кудеяров стан

Кочевники снова ползут по крутым склонам оврага, цепляясь за неровности и остатки корней от срезанных кустов орешника, помогая себе копьями и кинжалами. Сверху на них летят камни от разобранных домашних очагов, горшки с глиной, палки, просто груды сухой земли. Отбиваться тут легче: снизу до верхнего края не меньше сорока метров. Пущенные снизу стрелы, пролетев так высоко вверх, теряют свою силу и уже не могут причинить защитникам серьезного вреда.

Конечно, и здесь враги атаковали только для того, чтобы отвлечь со стены часть и без того немногочисленных сил обороняющихся славян.

Много тяжелей на стене: враги оттащили все сброшенные и поломанные лестницы, посвязали их кое-как и снова кинулись на приступ. У северного края стены они сгрудились сплошной массой — стены не видно за ползущими по лестницам кочевниками.

Тогда Полян пускает в ход свое последнее оружие: на нападающих полилась тяжелая и вязкая кипящая смола… Ещё и ещё! Раздались дикие крики. Температура кипящей смолы чрезвычайно высока: попав на тело, капля смолы прожигает мясо до костей. Терпеть такие ожоги невозможно. Как груши с дерева, посыпались на головы своих товарищей передние, уже почти достигшие края стены, степняки; и вся толпа с воем отхлынула назад, сбивая плетни и увлекая за собой лежащих за плетнями лучников.

Вдогонку полетели славянские стрелы. Приступ был отбит, защитники городища выстояли и на этот раз.

Но какой ценой? Из двенадцати взрослых мужчин пятеро погибли, четверо были тяжело ранены. Среди убитых оказалось несколько подростков и женщин. Десятки легкораненых лежали в разобранных полуземлянках. Не было славного Мороша, в тяжелом забытьи боролись со смертью Горюн и его храбрая мать, раненная последним взмахом клинка сброшенного с помоста врага. Почти не было стрел, почти не осталось смолы и воды.

Полян, тоже израненный, всё же держался на ногах. Недавний пришелец был теперь последней надеждой городища. Он знал это и крепился, превозмогая страшную усталость и боль четырех ран.

Ожидая нового штурма, он заставил женщин намесить глины и катать из нее большие тяжелые шары. Обожженные в костре, они должны были заменить камни.

Наготовили и ядер, тоже глиняных, обожженных, величиной с кулак. Насадив на палку, ядра эти можно сильно и далеко метать со стены. По указаниям Поляна закололи десяток жирных свиней. Сало их должно было в случае нового приступа заменить смолу.

Сказать правду, и храбрый Полян о новом приступе не мог подумать без страха. Хорошо ещё, что ни один из побывавших на городище врагов не вернулся живым к своим товарищам, и не знали поэтому кочевники, что у защитников не оставалось уже почти никого, кроме женщин, детей, глубоких стариков да раненых.

Враги в тот день больше не беспокоили. Правда, несколько раз небольшие группки их пытались ближе подползти к городищу за телами своих товарищей, но каждый раз кочевников отгоняли глиняными ядрами и стрелами дозорные со стены.

Перед рассветом Горша, пятнадцатилетний сын храброго Мороша, и два его сверстника спустились в ров, обвязавшись длинными веревками. Мальчик опеленал широкими ремнями изуродованное тело отца и прикрепил к нему веревку. Славяне подняли на стену труп героя.

Ребята не сразу вернулись на городище. Они, конечно, знали, что кочевники могут появиться перед рвом каждую минуту, но во рву на телах врагов и в земле были сотни стрел, были мечи и копья. Мальчики занялись сбором этого оружия. На стену подняты были вязанки стрел, копья, кочевничьи клинки и тугие луки, и только после этого вернулись смелые подростки.

Наутро пошел проливной дождь, ямы от разобранных жилищ наполнились водой. Осажденные были рады этому, хоть до костей промокли, потому что всё, чем можно было укрыться от ливня, отдано было раненым и младенцам: теперь им не угрожала гибель от жажды.

Когда на следующую ночь печенеги снова приползли ко рву за трупами, Полян не разрешил дозорным стрелять.

Может быть, это было спасением городища. Кочевники, верно, не ушли бы, бросив у подножья вражьего гнезда трупы своих храбрецов. А так — прошло ещё три дня, и враги сняли осаду упрямого городища…

Дмитрий Павлович замолчал. Молчали и ребята. Они как-то по-новому смотрели на давно знакомые вал и ров.

— Это здесь столько людей побито было, — пролепетала Вера, — вот страсти!

— Скажите, пожалуйста, какие дела здесь творились! — заговорил вдруг невидимый в листве дед. — И откуда всё это известно?

Ни Дмитрий Павлович, ни ребята не предполагали, что дед слушал. Думали, что он давно крепко спит.

— Откуда известно? — улыбнулся археолог. — Предание… вот как о ваших кудеярах да о жадном попе…

Дед из кустов хитро засмеялся.

— Ну, а дальше что было? — не терпелось Игорю.

— Дальше… сел он на велосипед и уехал в Колодное…

— Кто? — не сразу понял мальчик.

Все засмеялись.

— Дмитрий Павлович, конечно! Ну, до свидания, ребята. Быть тут завтра к семи часам.

— Будем!

И как раз в эту минуту загрохотало вдруг невдалеке: удар, потом другой, третий.

Ребята вскочили на ноги. Дмитрий Павлович с досадой бросил и затоптал недокуренную папиросу.