Кудесник

Самойлов ничего не знал, конечно, о посредничестве своей возлюбленной баронессы в каком-либо деле и ничего теперь не понял.

– Я передам, тетушка, буквально, – сказал офицер улыбаясь, – хотя ничего не понимаю. Умер, жив, сожжен, украден – и все это ваш Гриша!.. Весь Петербург вопиет об этом деле и требует примерного наказания шарлатана Феникса, если даже ваш ребенок и жив окажется… Вы слышали? Вероятно, нет? Об остроте, сказанной генералом Рылеевым насчет предполагаемого сожжения вашего Гриши… Спален невежей – слышали?

– Ах, полноте, – возмутилась сердцем Софья Осиповна, – хорошо Петербургу шутить! А каково родной матери, когда с ее детищем делают такие фокусы. Подменить родное дитя другим, каким-то цыганенком, а его умертвить, сжечь или хуже того, много хуже… Отдать в чужие руки найденышем, подкидышем… чтоб он даже и имя свое потерял… Каково это матери!

– Да, тетушка… – вдруг произнес Самойлов, уже не улыбаясь и странно глядя ей в глаза… – Бывает так на свете с иным несчастным. И спасибо, если мать такого несчастного уже на том свете и не может страдать за сына…

При этом Самойлов встал и раскланялся… Выходя, он думал про себя то же, что думал и говорил теперь весь Петербург. А в столице все хотя возмущались поведением Феникса, но от самой царицы и до маленького чиновника или мелкого дворянина, от генерал-прокурора Вяземского и до последнего бунтаря – все в один голос вторили: «Поделом вору и мука!»

Графиня, понявшая, конечно, намек Самойлова, произнесла почти ему вслед раздражительно и озлобленно:

– Да, Эмилия Яковлевна, отплатил мне твой сынок. Поквитался за тебя лихо.

Между тем главный виновник ужасного деяния, как думали все, то есть Алексей, не бывал нигде и собирался во Францию. И он, конечно, не мог знать того, что уже знал весь город.

Однажды, когда он зашел по своему делу в канцелярию военной коллегии – ему почудилось, что на него все смотрят как-то особенно. В числе публики был один старик капитан с маленьким сынишкой. Алексею пришлось, поджидая, сесть около них, и когда один из военных чиновников прошел мимо, то поздоровался с капитаном и искоса взглянул на Алексея.

– Вы осторожнее, капитан, – сказал он вдруг, странно ухмыляясь… – Насчет то есть парнишки своего. Одного не оставляйте. У нас, слышали, что завелось в Питере. Детей крадут у родителей и выкупа требуют.

Капитан не понял намека, не слыхав ничего о том, что знали все в городе. В столице ходила уже молва, что ребенок графа Зарубовского пострадал ради тайного соглашения графа Феникса с полурусским мушкетером французской королевы.

– Хорош у Марии Антуанетты конвой! – сказал кто-то. – Из каких молодцов состоит! Детокрады!..

Однажды вечером явился на квартиру Алексея дворецкий Макар Ильич и радостно передал ему приглашение быть наутро у Софьи Осиповны ради объяснения по делу.

– Что такое? Зачем? – удивился Алексей.

– Должно быть, из-за нашего графчика… Вы, родной мой, славно ее приперли к стенке. Поделом. Хорошо надумано… Грех за грех – да что ж делать. И она с вами не греши…

И Макар Ильич невольно изумился смущению и недоумению, написанному на лице Алексея.

– Да нешто вы не знаете ничего о графчике, что уворовал у нас тальянец. А как же все болтают, что вы его подкупили и теперь калым с графини требуете, чтоб отдать графчика обратно.

– Говори! Говори! Все рассказывай! Все! – вдруг закричал Алексей, хватаясь за дворецкого, чтобы удержаться на ногах. Он опустился на стул и, догадываясь уже вперед о том, что услышит, вымолвил:

– Осрамили, опозорили…

Макар Ильич повторил все то же, несколько подробнее…

Алексей, взволнованный, бросился к столу и, схватив перо и бумагу, написал дрожащей рукой несколько строк. Он писал Софье Осиповне следующее:

«Клянусь вам памятью моей матери, что я тут ни при чем, ничего не знал. Завтра я сам силой заставлю Калиостро возвратить вашего ребенка. Я сам привезу его к вам. Иначе я вызову на поединок этого негодяя, самовольно позорящего меня. Это вам обещает вами загубленный, но все-таки не потерявший честь – Алексей Норич».

Затем, отпустив дворецкого, Алексей передал все невесте и сестре. Девушки пришли в страшное волнение. Эли даже заплакала.

– Это все она – эта ужасная женщина! – воскликнул Алексей. – Она это надумала. Теперь я все понимаю. Ее намеки, ее обещания, ее слова, что в случае моего отказа действовать заодно с ними они сами получат с Софьи Осиповны целое состояние. Все понимаю теперь.

– Так вот зачем она подружилась с графиней Зарубовской? – воскликнула Лиза. – Господи, какой ужас! Какой грех!

– Но ведь этот дворецкий тебе сказал, – заметила Эли, – что граф Калиостро явился и взялся ребенка лечить потому, что он заболел. Ведь он мог и не болеть. Ведь это случайность, которую графиня Ламот и Калиостро не могли предвидеть…

– Правда, – заметила Лиза, – вот мы опять на них клевещем. Она, напротив, рекомендовала Софье Осиповне отличную няню, свою Розу, для маленького…

– О! Все понял! – вдруг закричал Алексей при этом имени и вскрикнул таким отчаянным голосом, что обе девушки вздрогнули.

– Господь с тобой, – испуганно вымолвила Эли.