Кудесник

Не спалось в ту ночь и Михаэлю, который уже много дней сряду изнывал от тяжких предчувствий и опасений не за себя, а за своих милых — отца и сестру. Он тем более тревожился и волновался, что не получал от Алены Михайловны обещанных известий, и в последние два дня Клементьевна передала ему только одну весточку:

«Скажи милому другу моему Михаилу Даниловичу, чтобы он, Христа ради, не ходил ко мне в эти дни, пока сама его не позову…»

А тут еще эта буря, с ее порывами и воем, так его расстроила, растревожила, что он наконец и с постели поднялся. Сняв со стены пару пистолей, он заткнул их за пояс, накинул епанчу на плечи и задумал обойти весь сад и огород, и двор дозором.

— Дай загляну во все углы — присмотрюсь, прислушаюсь! — говорил он сам себе, вздувая потайной фонарь и пряча его под епанчу.

Выйдя на крыльцо, Михаэль тотчас очутился под тем мощным крылом бури, которое сразу охватывает человека и смиряет его перед своим несокрушимым могуществом. Вихрем качнуло его на ступеньках крыльца из стороны в сторону, чуть не сорвало с него шляпу и так захлестало полами его епанчи, что он еле-еле мог с нею справиться.

Чуть только спустился он с крылечка, как его окружили спущенные с цепей дворовые сторожевые псы, которые сбежались с разных концов двора и стали ласкаться к хозяину. Они, видимо, были обрадованы тем, что хозяин вышел с ними разделить тревоги и ужасы этой страшной ночи. Сопровождаемый ими, Михаэль обошел и сад, и огород, и заглянул во все закоулки двора, и уже возвращался к дому, когда ему почудился конский топот, приближавшийся к их дому по деревянной мостовой двора. Он думал, что почудилось… но нет! Его собаки вдруг насторожили уши и заворчали сердито, а вот и все разом бросились к воротам с злобным рычаньем и лаем.

Топот приблизился и смолк у ворот, и чей-то голос явственно произнес:

— Ишь ты, зачуяли проклятые!

Михаэль, как вор, подкрался к калитке, за которой и он тоже почуял присутствие каких-то недобрых людей, какой-то враждебной силы.

— Сколько тут ставить? — спросил опять за воротами тот же голос.

— Ставь два креста, — отвечал ему другой голос. — Да смотри, ставь так, чтобы наши ребята заприметили.

— Э-э! Наши ребята своего не упустят! Шустры больно!

Михаэль готов был разом распахнуть калитку, спустить собак на этих незримых врагов и смело крикнуть им:

— Кто вы? Чего вам здесь нужно?

Но он вспомнил об отце, о сестре, и сдержал свой гнев, сознавая, что его жизнь нужна для их спасения.

Минуту спустя, он явственно услышал, как подходившие к воротам люди отошли от них, как сели на коней, и двинулись далее… Вот и собаки смолкли и опять стали ласкаться к хозяину.

Выждав несколько минут, Михаэль осторожно отодвинул тяжелые засовы калитки, потянул ее к себе дрожащею от волнения рукою и вышел на улицу. Вынув фонарь из-под епанчи, он направил свет его на ворота. И что же? На самой середине одного из воротных створов, широкою, издали заметною чертою были намечены два красных, кровавых креста — один побольше, другой — поменьше.

Михаэль понял значение этих страшных немых символов… Он бросился обратно в калитку, запер ее за собою и стремглав пустился к дому: он знал, что ему нужно было делать!

XXI В стрелецких слободах

Не спали в ту ночь и в стрелецких слободах… Не спали не потому, чтобы свист вихря и завывание бури отгоняли сон от очей, а потому что вся масса стрельцов была подготовлена ловкими смутниками к участие в «тайном государевом деле», которому назначено было совершиться завтра… Стрельцы и сами не знали, куда их поведут, и на что их обратят; но в них во всех успело уже укорениться сознание того, что с удачным исходом этого «государского дела» были соединены какие-то крупные, заманчивые выгоды и льготы в будущем.

— Понапроказили мы тут не мало за последнее время! — открыто и прямо сознавались многие из стрельцов. — Как бы не пришлось нам за это в ответе быть?

— Ничего вы не напроказили, — жужжали им в уши подосланные Милославским советчики: — вы только в своих начальниках разобрались… А теперь придется и повыше заглянуть — и в боярах поразобраться…

— А и вестимо так! От бояр и к нам наши воры-начальники поставлены! — вторила им полупьяная толпа. — Чего их жалеть — изменников!

— Да это еще что за изменники! — шипели в уши стрельцам те же подстрекатели. — Измена-то нынче на престоле сидит!

— Какая измена на престоле сидит? — допрашивали недоумевающие стрельцы. — На престол всеми чинами Московского государства возведен государь Петр Алексеевич…

— Государь нонешний — дитя малое и неразумное. Он у Нарышкиных в руках, что игрушка! Куда повернут — туда и воротится; что прикажут — то и станется. И рыщут они около царя, как хищные волки! Мыслят: как бы его поглотить и всем царством завладеть… Да не бывать по-ихнему! Жива еще правда Божия в царевне Софье Алексеевне — не даст она воли этим хищникам! Да пора бы и вам, вместе с нею, заодно вступиться за царскую семью, за прямой царский корень…