Вскоре после своего приезда Калиостро дал приказание Лоренце пустить в ход все свое женское искусство красавицы и кокетки по отношению к властному русскому боярину Потемкину. И теперь Лоренца, если и видалась с Потемкиным гораздо реже, чем Иоанна с Самойловым, тем не менее была с ним в постоянных сношениях.
Потемкин заплатил дань красавице. Он тем легче был очарован Лоренцей, что она, по примеру своего мужа и даже по его строжайшему приказанию, ни разу не взяла от Потемкина не только денег, но не приняла даже ни единого подарка. Даже простой браслет в сотню червонцев ценой и тот Лоренца отказалась взять. А вместе с тем она удивляла Потемкина теми бриллиантами, которые носила. Она не привезла Потемкину в подарок слитков золота, подобно своему мужу, но потребовала, чтобы он принял от нее в подарок великолепный перстень с замечательным многоценным сапфиром. Передавая этот перстень жене, Калиостро шутя прибавил:
— А уплату за него, милая Лоренца, мы все-таки получим… Да и за все заставим заплатить. Но уже после, при отъезде…
XIX
Наконец дела Алексея пошли на лад, но только совсем не так, как он думал и ожидал. Ладилось то именно, на что наименее было надежды, и не клеилось то, что было заранее поставлено главной целью его прибытия в Россию.
Побывав наконец с разрешения графини Зарубовской у старика деда, Алексей был поражен тем, что увидел. Он нашел действительно не хворого и хилого человека преклонных лет, но просто едва живую развалину. Он пришел к убеждению, что совершенно одряхлевший и выживший из ума старик, даже отчасти изменившийся нравом, робкий и боязливый, трепещущий перед своей молодой женой, как малый ребенок, теперь уж не способен действовать в каком-либо деле, соглашаться или противиться. Он был именно, по меткому русскому выражению дворецкого, живой мертвец.
Рассчитывать на перемену образа мыслей, на согласие и помощь самой Софьи Осиповны было, конечно, бессмысленно.
После продолжительной беседы с графиней Алексей убедился, что если бы не полное детство, в которое впал старик дед, то молодая жестокосердая женщина снова бы заставила Зарубовского воспользоваться своим значением и связями, опять засадить этого врага их сына в крепость. Но теперь графа нельзя было заставить действовать.
Много наслушавшись в Петербурге всяких рассказов о русской монархине, Алексей додумался до решения попытать счастья, действовать самому, на свой страх.
Алексей отправился в Царское Село и храбро стал на том месте парка, где прогуливалась по утрам императрица. При ее приближении он опустился на колени и подал просьбу, в которой подробно описывал всю свою злосчастную судьбу, а к просьбе было приложено и письмо Марии Антуанетты. Красивое лицо Алексея, изящная фигура, французский язык его, затем правильное произношение немецкой речи не только произвели приятное впечатление на государыню, но даже особенно подействовали на нее.
Остановившись среди прерванной прогулки, приказав молодому человеку подняться, государыня обещала в тот же день познакомиться с делом и стала беседовать с Алексеем, поочередно меняя все три языка.
Алексей на словах и, конечно, как можно более кратко сказал в чем дело, кто он, откуда, о чем просит, и государыня милостиво вымолвила:
— С делом познакомлюсь. Что-то, помнится, слышала о вас. Если прав, то заступлюсь. Сделаю, что можно.
Через три дня Алексей был вызван к князю Потемкину, и тот, несмотря на свою гордость, принял Алексея вежливо, хотя немножко холодно.
Во время беседы Потемкин вглядывался в Алексея таким проницательным, пронизывающим насквозь взглядом своего единственного глаза, что Алексею становилось как-то жутко.
Через несколько мгновений вежливая, но сухая речь Потемкина оборвалась, изменилась и сразу перешла в добродушную ласковую беседу.
Алексей не мог понять причины этой мгновенной перемены, но она была очевидна.
Потемкин передал молодому человеку, что государыня ознакомилась с его просьбой и с письмом королевы. Относительно первого она не может дать никакого удовлетворения. Коль скоро сам граф Зарубовский, по свидетельству своих приближенных и прислуги, считает господина Норича подкинутым младенцем, то государыня не может заставить его переменить мнение, заставить его назвать господина Норича графом Зарубовским. А расследовать дело, назначить судейскую комиссию не из подьячих, а из сановников для разбирательства того, что якобы произошло с лишком двадцать лет назад, было, по мнению монархини, совершенно немыслимым и бесполезным.
Что касается до письма королевы, то государыня милостиво пожалует господина Норича в звание поручика лейб-гусарского эскадрона, недавно сформированного. Но с тем условием, однако, чтобы господин Норич не оставался в Петербурге и не пользовался этим чином в пределах России. Такими чинами гвардии пользуются заслуженные и пожилые генералы…
— Если вы желаете иметь патент на этот чин, — прибавил Потемкин, — то вы должны обязаться не жить в России.