И тогда только вздрогнуло в груди и жаром полыхнуло, когда Латеница увидела и Отомаша. Воевода стоял в стороне, словно лишь наблюдал за всем, но в то же время собирался вступить в разговор, если потребуется. Чуть отросли его борода и усы за время пути, скрывая теперь твёрдые губы. И глаза выдавали усталость. Пыль тонким слоем покрывала кожу его и чуть спутанные волосы. А всё равно захотелось подбежать к нему и обнять да почувствовать, как он прижимает её к себе. Крепко, словно никому и никогда не отдаст. Но сколько Латеница ни пыталась его взгляд поймать, а не смогла – всё в сторону любый смотрел, точно не замечал.
Сердце оборвалось и замерло: недоброе что-то творится.
– Здрав будь, Ижеслав Гордеич, – громко поздоровалась она, стараясь скрыть дрожь обиды в голосе.
Княжич посмотрел не сказать, что добро. Но наклонил голову в ответ.
– Поздорову, Латеница, – и добавил нарочито приветливо: – А ты всё краше с каждым днём.
И что-то в его тоне не понравилось. Словно под кожу залезть попытался. А шаманка вогульская обошла её и встала рядом с Ижеславом, в очередной раз посмотрела въедливо, отчего по спине мурашки пронеслись. Точто наизнанку её едва не вывернули.
– И чего это ты, Ижеслав Гордеич, моего жениха под стражей держишь? – Латеница указала взглядом на Смилана. – Словно татя какого.
– Дело тут такое приключилось, – развел руками княжич. – Напали на наших воинов зыряне, но удалось языка взять. Он-то и доложил, что Смилан меня извести вздумал и с ними в сговор вступил, чтобы кудесницу ко мне не пустили. Там мысль прокралась, что ты в хвори моей можешь быть виновата.
Сказал и смолк, наблюдая, как по лицу Латеницы, верно, расползается недоумение. Но в следующий миг захотелось рассмеяться: да разве она сумела бы наложить столь сильное заклятие да ещё и так, что Декша тут же не узнал бы, кто это сделал? Сил на то не хватило бы, хоть сколько старайся. Но, судя по суровому взгляду Ижеслава, он вполне в это верил. Да и как докажешь, что не виновна, когда всё в головах обвинителей так хорошо сложилось? И почему молчит Отомаш? Не пытается вступиться, оправдать… Верно выдать боится их сердечную привязанность.
– Не хотела никогда я тебе вредить, Ижеслав, – серьёзно возразила Латеница и даже шаг к нему сделала. – Да и не смогла бы, коли даже захотела бы.
– Перестань, – раздражённо отмахнулся тот. – Верно, толки о том, что ты колдовать умеешь, не ходят впустую!
Княжич даже ладонью по подлокотнику хлопнул, и его зеленые глаза гневно сверкнули. Вдруг Таскув опустила руку ему на плечо – Ижеслав тут же откинулся на спинку и расслабился. Знать, сильно кудеснице с севера доверяет. Много ли она ему помочь успела?
– Позволь мне с ней немного поговорить, – негромко произнесла вогулка, но все мужи тут же чутко к ней прислушались. – Вдвоём с ней мне остается надо. Плетение твоего заклятия я уже знаю, хоть и распутать пока не могу. Но смогу понять, ей ли оно принадлежит.
– Делай то, что нужным посчитаешь, Таскув, – Ижеслав накрыл её руку своей и чуть сжал.
Увидев такой жест, Доброслава взъярилась бы, пожалуй. Но ничего не отразилось на усталом лице вогулки от прикосновения княжича. Она всё глаз с Латеницы не спускала.
По приказу Ижеслава их проводили в гостевые покои, что для Таскув предназначались. Никаких лишних вещей в изобилии там не оказалось, кроме двух небольших заплечных мешков: кудесницы и женщины, что сопровождала её. Та сидела на одном из сундуков и ловко плела из разноцветных нитей узорную ленту: то ли очелье какое, то ли на одежду украшение. На вошедших девушек едва взглянула.
– Садись, – маленькая шаманка махнула на лавку.
Латеница послушно села, а вогулка опустилась рядом. Взяла её руку в свою, провела пальцами по ладони. Почти обжигающее тепло ринулись к локтю, полилось вовнутрь и заполнило до краёв, словно пустой кувшин.
Латеница перестала видеть горницу вокруг себя, точно задремала. Тихо гортанно напевая, шаманка продолжала мягко и размеренно гладить её по руке. И перед взором понеслись бескрайние леса, взрезанные блестящими полосами рек и вздыбленные шрамами гор. Сверкающие первозданной белизной снежники на их вершинах, и серые каменистые берега, о которые бились тёмные воды холодных морей. Небо, укрытое тучами, и алые закаты, сулящие мороз. В тех краях Латеница никогда не бывала, но видела их теперь, будто наяву. И дышалось так легко-легко, словно летела она птицей в звенящем воздухе и прохлада едва отступившей зимы охватывала её со всех сторон. Видела она костёр становища у подножий трёх вершин. И странных идолов в дремучей чаще, окружённых семью деревянными стражами. Незнакомый, пахнущий смолой оберег лежал на широкой мужской ладони, а стоило голову поднять, как взгляд голубых глаз Смилана наполнил душу трепетом и предвкушением чего-то дивного. Хорошо с ним рядом было – век бы стоять и смотреть. Странно. Никогда Латеница ничего такого к княжичу младшему не чувствовала. А может, и не её это память вовсе?