Кудринская хроника

В северном городе нефтяников Латунин останавливался в гостинице «Кедр», которую так аккуратно вписали в молодой кедровник, отделали деревом изнутри и снаружи, и дерево, кедр в основном, пело, дышало смолой, успокаивало. По широким, разметенным дорожкам вокруг двухэтажного здания Викентий Кузьмич гулял перед сном…

Отложив газеты, Кучеров попытался и дальше представить себе завтрашний день, предположить, в каком русле пойдет депутатский прием в Кудрине. Перед ним лежал список желающих встретиться с депутатом Верховного Совета страны. Записалось восемнадцать человек — не так-то и мало. Но вопросов, по прикидке секретаря райкома, набиралось с лихвой.

Конечно, прежде всего разговоры пойдут о жилье. Теперь немало строят и в Кудрине, однако хватает еще и балков, старых бараков, которые легче снести, чем ремонтировать, и которые продувает насквозь, как цыганский шалаш.

Аптека плохая в самой Парамоновке. И тесно, и шумно в ней. И ссоры случаются в коллективе из-за тесноты. Уж год как утверждена проектно-сметная документация, но некому строить — подрядчика нет.

Не избежать жалоб депутату и на некоторых руководителей. Обюрократились, отдалились от дел насущных. И есть тут, конечно, его вина, первого секретаря райкома Кучерова. Сколько можно терпеть бездеятельность того же Кислова? Заваливает работу райсельхозуправления, а райком партии все новую кандидатуру на этот пост подбирает. Не смолчат о Кислове ни Чуркин, ни Румянцев. И пусть говорят: у них на то есть основания…

Размышляя вот так, Игнатий Григорьевич видел многие свои упущения в работе и вины с себя не снимал. К чему отговорки, увертки, что, мол, одному везде не успеть, за всем не углядеть. Как одному? А целый райкомовский аппарат, исполком, широкий актив? Лучше уж честно признаться, что какие-то звенья ослаблены, что кое-кто не исполняет долга, как того требуется. Цепь крепка слабым звеном. Вот и ищи его, заменяй, укрепляй.

Заведующий общим отделом райкома партии Матятин чего-то вдруг так однажды «забылся», что охоту на уток открыл для себя раньше срока, грубил районному охотинспектору, чванился перед ним. А инспектор — молодой человек, второй год после института, комсомолец. Словом, показал пример товарищ Матятин! Наказали, конечно, ружье отобрали — пятизарядку, штраф заставили уплатить, на бюро выговор дали. Много это иль мало? Пожалуй, лучше бы совсем Матятина убрать, отстранить от работы в аппарате райкома. Если случай этот дойдет до Латунина — непременно заставит вернуться к вопросу и пересмотреть его в более жесткую сторону. Браконьеров и так расплодилось полно. Нехватало еще держать браконьера в райкоме партии. Хорошо однажды сказал Кучерову прямодушный старик Крымов:

— Заведется один ловчила, и все советское дело портит!

У правды вкус горький, но тем она и прекрасна.

Просматривая фамилии записавшихся к депутату, Кучеров увидел в числе их и Митрия Павловича Крымова. Не удивился: Крымов крепок, деловит, боек на слово и вообще — удалец с богатырской заставы. А все-таки интересно — зачем ему депутат? Уж не собирается ли он, по наущению Румянцева и Чуркина, речь вести о рогачевском коровнике? А коли так — что тут страшного? Ведь Крымов самый настоящий ветеран колхозного строительства. Ему, пожалуй, обязательно надо встретиться с Викентием Кузьмичом…

4

Рудольф Освальдыч привез Тимофея Ивановича Чуркина из Рогачева довольно быстро. С лица Фермер был сердитый, шел грузно, набычив голову, часто вздергивал крутыми плечами. Увидев Румянцева за столом в кабинете, щуплого, прижатого грудью к ребрине столешницы, со взъерошенными волосами, но улыбающегося, Чуркин загудел с нарочитой сердитостью:

— Только собрался я по полям объезд делать, а ты меня — цоп. Ну, здорово, моряк, держи «краба»! — И Тимофей Иванович пожал Румянцеву растопыренную пятерню.

— Тише ты жми — пальцы раздавишь! — поморщился Николай Савельевич. — У тебя «краб» — целый короб!

— Не мне упрек — моим родителям. — Чуркин вскинул под лоб густые брови, глаза его излучали тепло, упрятанную смешинку. — Сажусь без приглашения. — Он всей своей массой упал на стул, и стул под ним не заскрипел, а взвизгнул.

— Что с телефоном стряслось? — спросил Румянцев. — Моя Катерина вчера валерьянку пила от расстройства… Ну, доберусь я когда-нибудь до ваших сердечных отношений!

— Наловчился булавки втыкать в мою толстую шкуру! — отшутился Чуркин, двинул плечи вперед, и пиджак у него на спине округлился, натянулся, точно парусина под тугим ветром. — Телефон! На нашем участке линия порвана. Какой-то лихой водитель на тягаче мимо столба проехать не мог. Была бы просто машина — осталась бы вмятина у нее на физиономии. А то — тяжелый тягач! Ему ничего не доспеется. Ударил — телеграфный столб, как былинку, сбил.

— Участковому я все равно позвоню, — осерчал Николай Савельевич. — Что делают, черти! И в самом деле — трудно найти, чей это тягач был. ГТТ здесь у всех организаций есть, кроме нашего «Кудринского».