— С какой стороны?
— А с той, что сети рыбацкие начнут воровать, стога сена жечь горе-охотники. На Оби такое не раз уже случалось.
— А какие дома у вас тут построят! — Латунин задумался. — Городские дома, со всеми удобствами.
— Мне в них не жить.
— Почему?
— Не пригласят.
— А если? Вы же участник революционных событий, ветеран труда. Пригласят — пойдете? — Латунин хитровато посматривал на старика.
— Тогда — подумаю.
— Ну, Митрий Павлович, — рассмеялся Викентий Кузьмич. — Душа у вас чисто крестьянская! И в колхоз, наверно, с сомнением шли?
Старик подобрался, выпятил грудь, взгляд его посуровел.
— Не-ет, Викентий Кузьмич, я первым тут был добровольцем!
— Тогда не понятно. В артель — добровольно, в каменный дом — с оглядкой!
Крымов вздохнул, затаив в бороде усмешку.
— В своей-то хибаре вольней. Да и привычка! Я не один такой. Знаю людей, которых из деревни в город ни за что не выманишь. Вот у нас есть охотник Савушкин, Хрисанф Мефодьевич. Тому без тайги, без зимовья и жизни нет… Конечно, городские условия заманчивые. Но обидно будет, если ради них народ посрывается с места. Молодежь к крестьянскому делу привлекать надо. Газ и нефть — хорошо. А кому вожжи-то передать — рычаги тракторные?
Старик глубоко задумался.
— Продолжайте, пожалуйста, — ласково попросил Латунин.
— Прошлым летом, так же вот откосившись, ездил я в Парамоновку. Покос там еще был в разгаре. И вот я картину вижу… Взрослые на лугах суетятся, а молодые (их помогать прислали) рассыпались на яру, коптятся на травке под солнышком — как жировые язи вялятся! А мне, старику, куда отраднее было бы видеть их не лежачими, а в труде… Теперь на другое взглянуть. Картошки нам уже и сейчас не хватает. А город выстроится, тогда что? Горожане с мешками за местными жителями бегать будут. Заголосят: продай, батенька, хоть за десятку ведро! А почему бы в совхозе побольше землицы не отвести под картошку? Урожаи на этот корнеплод тут отменные. Я директору говорил, это племянник мой, и он тоже со мной соглашается. Но ему надо, чтобы команда сверху была, а так он один не может.
— Здравые, очень правильные у вас суждения, — поддержал Латунин Митрия Павловича. — О формальном землепользовании, о производстве продукции в личном хозяйстве, о труде подлинно творческом ведете вы разговор. И я с интересом слушаю вас, Митрий Павлович.
— А вы про нашу нужду рогачевскую знаете, Викентий Кузьмич? — спросил ободренный Крымов. — В Рогачеве, на тамошнем отделении значит, коровник упал. Старый был, еще я его строил! В том помещении держалось двести дойных коров. Теперь они, это, без крова остались. На бойню их, что ли? Жалко. Начали в Рогачеве новую ферму, но она получилась не запланированной. Сделали один шаг, а на другой мочи нет, ну и вроде как расшиперились… Материалами надо бы им помочь, Викентий Кузьмич! Отделение-то — лучшее в нашем совхозе. И управляющий там, что медведь: здоров, умен, поворотлив. Чуркин, Тимофей Иванович. Может, слыхали…
— Вы ставили этот вопрос где-нибудь, Игнатий Григорьевич? — обратился Латунин к Кучерову и так это строго взглянул на него.
— Ставил, Викентий Кузьмич. В разное время и в разных инстанциях. Не помогли. А вас беспокоить, откровенно скажу, не решился…
— Напрасно. Ну, хорошо, разберемся с этим в рабочем порядке… Что еще у вас есть ко мне, Митрий Павлович?
— Одно личное дельце, если позволите. — Старик опять приосанился. — Не помогли бы вы мне купить в личное пользование моторную сенокосилку? Годы мои не малые и махать николаевской-то косой становится тяжеловато. За сенокосилкой буду ходить, как за плугом. Сама, паря, все ж таки косит! Мне об этой косилке из газетки читали. Семь лошадиных сил! А марка ее называется «МФ-70», чехословацкого производства. На такую обновку денег найду. Ежели что, племянник поможет, Румянцев. У нас тут много лужков и полянок в лесу не выкашиваются. Идешь осенью, видишь, как на них трава поржавела, повысохла — и душе больно. Куда приятней, когда добро-то, природы дар, к рукам прибран… Сенокосилка мне в радость большую будет. И с этим покорно благодарю.
Старик Крымов вышел, бережно притворив за собой дверь.
— Какая натура, характер! — проговорил Латунин. — Вы посмотрите только — пенсионер, столетний дед, ему бы на озере рыбку удить, предаваться приятному отдыху, а он… Видали его! И не корысть старика к делу влечет, не жажда накопительства, а извечная человеческая потребность в труде. Старая гвардия! Люди такого покроя без работы себя скверно чувствуют. Нет, из крепкого сибирского пласта этот старик!..
Глава пятая