— Диктофон, — воодушевлённо откликнулся аспирант. — Пришлось отлучиться ненадолго и пропустить самую интересную часть. Хорошо, что мы живём в век развития информационных технологий, и всегда есть возможность наверстать упущенное в записи.
Он снова нажал кнопку, и из динамика раздался мой голос, на этот раз в ускоренном писке. Если лжежених хотел посмотреть, как я проваливаюсь под пол от стыда, он определённо в этом почти преуспел.
— Отдай! — Он вздёрнул руку вверх, и я цапнула пальцами воздух.
Садист, укоризненно цокая языком, покачал пальцем из стороны в сторону. Щёлкнула кнопка, и мой голос на диктофоне опять изменился, став низким и протяжным, как у пытающегося затрубить простуженного слона.
— Отдай! Отдай! — Я запрыгала вокруг аспиранта, словно шаманский колдун, исполняющий ритуальную пляску.
— Алле-оп! — Отступая назад, Ямато перебросил диктофон из одной вытянутой над головой руки в другую.
Я решила схитрить: закладывая очередной вираж, резко изменила направление, запрыгнула на оказавшуюся под боком кровать и, использовав её как трамплин, обрушилась на противника. Судя по треску, с которым мы повалились на пол, кресла-качалки у меня больше не было. Зато была куча новых синяков и трофейный диктофон. Ликующе гыгыкая, я отползла обратно к кровати и приступила к сладостному процессу стирания компромата. Ямато, кряхтя, как древний старик, пристроился рядом.
— Вроде бы курица, а по весу — настоящий слон.
— Бе-бе-бе, — перекривляла аспиранта я.
— Так чем тебе не угодил наш крикливый сосед?
Едва вернувшееся хорошее настроение как ветром сдуло.
— Ты всё равно не поймёшь.
— Как скажешь, — на удивление быстро сдался Ямато и, мгновенно потеряв ко мне интерес, занялся изучением свежих синяков. Даже обидно стало.
— Он меня поцеловал, — не выдержав, раскололась я.
— И всего-то? Ты избила парня за то, что он тебя поцеловал?
— Это был мой первый поцелуй! Тебе не понять, как много первый поцелуй значит для девушки.
— Если не хотела, зачем позволила?
— А что я могла сделать? Он набросился на меня прямо посреди улицы.
— Например, то же, что сделала с ним после.
— Тебе легко говорить. На тебя-то никогда похотливые идиоты не набрасывались.
Ямато мрачно усмехнулся:
— Мой первый поцелуй был в десять лет. Похотливая идиотка, которую меня заставляли называть старшей сестрой, решила, что ей нужно практиковаться, чтобы не упасть в глазах бойфренда. Я отбивался, но она позвала свою жирную подругу, и они вдвоём привязали меня в батарее.
— Ничего себе, — воскликнула я с неподдельным ужасом, моментально забыв о собственных проблемах. — А я-то всегда переживала, что у меня нет братика или сестрёнки.
— Я завидовал всем, у кого их не было.
Мне с трудом верилось, что в мире существует человек, который может заставить Ямато делать что-то против его воли. Ещё хуже получалось представить девушку, способную привязать его к батарее. Перед глазами сразу нарисовалась двухметровая культуристка в тигровом бикини. Её подругу моё воображение и вовсе превратило в прямоходящего медведя гризли.
— Чему улыбаешься? — прервал мои фантазии лженаречённый.
— Да так.
— Только попробуй кому-нибудь рассказать.
Я вновь показала ему язык.
Ямато занёс руку, как будто для удара, но, когда я, ожидая оплеухи, зажмурилась, обречённо вздохнул и опустил ладонь мне на голову:
— Вижу, к тебе вернулось обычное скудоумие. Так держать.
Хоть слова эти и прозвучали, как оскорбление, я поняла, что за ширмой их грубости кроется желание подбодрить, а потому в ответ кивнула и весело угукнула.
— Воркуете в темноту, голубки? — хитро улыбаясь, просунула в дверь голову тётя. — Уж простите, что мешаю, но к Анечке тут подружка пришла, Лючия.
— Какая ещё Лючия? — оторопела я. Уж не преподобная Мика ли пожаловала под этим псевдонимом?
Не знаю к счастью ли или к несчастью, но загадочной Лючией оказалась не рыжая бестия с кадилом, а смазливая почитательница бананов и Жозефа.
— А где же Лючия? — заглянув под коврик в прихожей, с сарказмом осведомилась у Люси я.
— Я и есть Лючия! — радостно сообщила девица. — Здорово придумала, да? А то наш общий возлюбленный — Жозеф, ты — Аннет, а я одна какая-то Люся. Чем я хуже? Я тоже хочу иностранное имя.
— Лючия так Лючия, — пренебрежительно дёрнула плечами я. — Так зачем пожаловала?
— Ах, да, — спохватилась Люся, — пусть твой камикадзе отвяжет Вадьку от тарзанки. Он ужо час с ней вокруг дерева на одной ноге скачет, как звезда балета.
— Ну, так пусть и дальше скачет, если хочет. Ямато тут причём?
— Дык он его к ней и привязал, за ноги.
— Как? Когда? — раздражение в моём голосе сменилось удивлением.
— Почём мне знать. Вадька вроде как с тобой мириться пошёл. А тут приходит соседка и говорит, что вы со своим его избили и привязали к дереву вверх ногами. Ну, мы разобрались, одну ногу вытащили, а на второй морской узел какой-то, не развязать. — Люся лениво зевнула. — Вот скачет теперь там, балерун недоделанный. Уж не знаю, что он учудил, но не с чудищем же его там на ночь оставлять.