— Может, не надо кота в штаны? — Как ни странно, даже в такой ситуации я сохранила способность шутить.
— Да это выражение такое просто. Все ковбои на Диком Западе раньше так говорили.
— На Диком Западе?
— Да. Я там вырос.
— Так ты отважный ковбой с Дикого Запада, прилетевший в Крутой Куяш на машине времени?
— Я не ковбой, я вамперлен.
— Ещё лучше. А вообще замечательно стало бы, если бы ты признался, что вы с отцом — психи. Бежали из клиники втроем: ты, пресвятой Николя и преподобная Мика.
— Что?! — Судя по гримасе, исказившей лицо красавца, моя безобидная подколка оскорбила его до глубины души. — Сама ты психованная! Видела же, что с нашей кожей творится, если кровь долго не пьём. И чуть не обделалась со страху, когда Николя на тебя посмотрел — а он ведь даже силу свою почти не использовал. Ну ладно, сейчас я тебе покажу, какой я псих…
Жозеф зло выдохнул сквозь зубы и пристально посмотрел мне в глаза. В комнате как будто потемнело. Едва различимые ранее дымчатые тени зашевелились и потянули ко мне свои уродливые серые щупальца. Меня, как и накануне, начали затягивать зыбучие пески ужаса, при свете дня всего пару минут назад казавшиеся такими далекими и нереальными.
— Я верю, верю, что ты вамперлен! Пожалуйста, прекрати!
Наваждение отступило.
— То-то же, — назидательно сказал Жозеф.
— И какой был смысл разоблачать себя, если я отчаянно желала остаться в неведении и даже сама предложила разумное объяснение? — апатично промямлила я, пытаясь смириться с мыслью, что моя жизнь уже никогда не станет такой, как прежде.
— Удава мне на шею! — искренне огорчился Жозеф. Вся его фигура казалась такой потерянной и жалкой, что мне стало смешно. Я должна была быть ошеломлена, озадачена, напугана, но вместо этого залилась неукротимым, задористым смехом. Жозефу следовало удивиться, разозлиться, обидеться, но он просто засмеялся вместе со мной.
Я умолкла первой, поскольку ко всем остальным напастям добавился заболевший от хохота живот. Впрочем, настойка уже начала действовать, так что чувствовала я себя куда лучше, чем по пробуждении. Жозеф еще некоторое время похрюкивал, но, заметив, что компанию ему больше никто не составляет, тоже успокоился.
— Ты уж не обижайся, что всё так получилось, — после минутного молчания, снова нарушил тишину красавец. — И о том, где спрятаться, не волнуйся: я тебе дам ключи от своей городской квартиры.
— Зачем мне прятаться?
— Лучше тебе не попадаться отцу на глаза, пока он не отойдёт. Отец в ярости плохо себя контролирует и может глупостей понаделать: он хороший человек, только импульсивный слишком.
— Может, мне тогда насовсем уехать, раз такие дела?
— Да нет, отец отойдёт, — заверил меня Жозеф. — Я ещё и свою долю внесу: скажу, что ты пьяная была и не помнишь ни шиша.
— Угу, ни шиша не помню, а в город сбежала? Он сразу догадается.
— Ёжкин конь, и то верно. Что ж тогда делать… О, точно! Честно признаюсь, что сам тебя отослал: боялся, как бы отец глупостей сгоряча не понаделал.
— А я якобы такая тупая, что поехала непонятно куда непонятно зачем по первому твоему слову? — с сарказмом спросила я.
— Ага, — радостно ляпнул Жозеф. — Отец в курсе, что ты в меня влюблена и что не слишком умная, так что всё в порядке.
Слова Куяшского Аполлона вызвали во мне целый калейдоскоп эмоций: злость (это кто это здесь не слишком умный?), удивление (так он знал о моих чувствах?), смущение (так он знал о моих чувствах…) и обиду (как он мог с таким пренебрежением сказать о моих чувствах?).
— Но ты всё равно классная девчонка, — подумав, добавил красавец.
Теперь смущение затмило остальные эмоции и победно обосновалось на моём лице, приблизив его по тону к китайскому флагу.
— И когда ты хочешь, чтобы я уехала? — запинаясь, спросила я.
Жозеф задумался.
— Чувствуешь себя лучше?
Я осторожно встала и с удивлением осознала, что тело почти не болит. Настойка и впрямь оказалась чудодейственной: ссадины выглядели так, словно им было уже несколько дней, а синяки пожелтели и ощущались только при сильном надавливании.
— Так как чувствуешь себя-то? — отвлёк меня от самообследования Куяшский Аполлон.
— Хорошо, — неуверенно, всё ещё ожидая какого-нибудь подвоха ответила я.
— Тогда постараемся успеть на утренний поезд: он как раз через час. Собраться успеешь?
Я обречённо кивнула: можно подумать, у меня был выбор.
В дальнейшем события развивались сумбурно и слишком стремительно для моего изнурённого организма: Жозеф привёл меня к дому какими-то кустами, я объяснила тёте, что уезжаю в город навестить родителей, покидала в чемодан первое, что подвернулось под руку: зубную щётку, плед и молоток, а остаток отведённого мне на сборы времени потратила на то, чтобы привести, наконец, в порядок лицо (вернее, располагавшийся теперь на его месте размалёванный косметикой синяк), а заодно и тело.
На вокзал мы успели ровнёхонько к приходу поезда.
— Вот держи, — перекрикивая грохот прибывающего состава, Жозеф сунул мне в руки увесистый свёрток, перевязанный разорванным старым носком. — Здесь ключи и деньги на еду.