Кухарка (СИ)

— Люблю, — подтвердила Леська.

— Тогда давай, садись! — он подтолкнул её к машине, но прежде, чем открыть дверь, снова прижал к себе. — То, что я скажу, покажется тебе банальностью, но только теперь я стал человеком, понимающим, что мука эта того стоила, чтобы её перенести. Ты была права, когда не просила меня верить тебе. Ты руководствовалась собственными представлениями и суждениями. Я проклинал тебя, это правда. Мне было больно. Я старался не покоряться этим чувствам. Я старался не помнить твоих глаз и твоих слов, не вспоминать твоего смеха. Это было архи сложно, особенно в первый год. Мне казалось, что я справился, но это было самой чудовищной иллюзией в моей жизни…

Леська сделала один небольшой вдох, затем ещё один. Его глаза не отпускали её. И вот уже её рука ложится на его гладкую щёку, и пальцы трепещут от знакомого тепла. Какое это облегчение, узнать, что твои чувства взаимны. Она прижимает лицо к его плечу, и чувствует, как мужские ладони гладят её волосы. Гладят медленно. Большие руки держат её так нежно, словно она самое большое сокровище на земле.

«Почему без миллионов можно?

Почему без одного нельзя?

…

Наконец-то отдохну немного…

Очень мы от горя устаём.

Почему ты не хотел так долго?

Вспомнить о могуществе своём?»

Эпилог

Уже не важно кто чего стоит,

Если связаны судьбой, значит ей нужно.

Поломанные. “Та сторона”

У каждого человека свой багаж воспоминаний. Один помнит рыбалку с отцом, другой — первый поход в парк аттракционов, третий — поездку на море. А может, и не так. Зачастую в голове остаются незначительные события, маленькие эпизоды, которые, казалось бы, должны затеряться среди миллионов часов человеческой жизни: выпавший зуб, игра в куклы, встреча с дворовым котёнком.

Я помню зеркало. Большое, тяжёлое, в красивой серебристой раме с листочками и завитками. В нём отражается ещё не полная наша семья: папа, я и мама. Без Федьки. Помню точно, что это не мой первый день в школе, потому что тогда мы ещё к папе не переехали. И не первый день, когда мы в нашем новом доме, потому что тот день я заснула в дороге, и папа нёс меня на руках. Я слышала, как мама говорит ему: “Надо разбудить, она уже взрослая”, но ещё сильнее зажмуривала глаза. И, кажется, папа крепче прижимал меня к себе.

Так вот. День с зеркалом. На мне надето розовое платье в белый горох с пышной юбкой (мы вместе с папой в магазине купили), на голове два хвостика. Мы смотрим друг на друга в отражении, любуемся. Я — своим новым папой, который защищает меня и моё имя, мама — тоже папой, папа — нами с мамой — в этом я уверена.

Мы абсолютно счастливы, хотя за секунду до того, как подойти к зеркалу, спорили. Я это очень хорошо помню, как если бы тогда мне было не шесть, а шестнадцать.

— Федора Фёдоровна? Ты смеёшься? — мама поднимает к папе лицо, и брови её хмурятся.

— Вовсе нет! — улыбается он.

— Не самое красивое сочетание имени и отчества для девочки.

— Что я могу поделать, если ты не подумала о её будущем?

— Я подумала о её будущем. В нём значилась Федора Алексеевна.

— Очень умно — мифическое имя для реальной девочки, — хмыкает папа, а я согласно киваю.

— Надо просто поменять ей имя, пока не поздно, — настаивает мама.

— Мне? — я отрываю взгляд от маминого кольца, которое за секунду до этого примеряла на безымянный палец.

— Милая, согласись, не очень красиво звучит Федора Фёдоровна, — мама присаживается рядом со мной. Уже тогда, наверное, я была упрямой: в её глазах читается тревога. Я не понимаю её причину. Моё имя кажется мне гораздо симпатичнее стандартных Лена и Маша. У нас в классе две Лены и три Маши. Севкина, Доронина и Ткачук.

Федора же одна. Не только в классе, но и в школе. Подозреваю, что и во всём городе, а может, и мире. Имя такое же уникальное, как я сама. Те, кто слышит моё имя впервые, обязательно многозначительно кивают. Представляю, как они будут удивляться, когда я стану говорить, что у меня отчество — Фёдоровна!

— Очень красиво звучит, — я настырно мотаю головой. Отчётливо помню, что тогда я восхищалась своим именем. Впрочем, как и сейчас.

— Согласен, — папа подмигивает мне. — Просто божественно звучит!

— Когда она превратиться в подростка, для неё это не будет звучать божественно! — набирает обороты мама.

— Я не превращусь в подростка! Обещаю! — серьёзно говорю я. Подростки — это какие-то хулиганы, про которых иногда рассказывают по телевизору.

Мама с папой хохочут. Я смотрю на них строго. Они любят смеяться по любому поводу: мама забыла приготовить кашу — смеются, папа опаздывает на работу — смеются, застряли в пробке — смеются, должен родиться брат — смеются. Не то, чтобы мне это не нравилось. Наоборот, я обожаю, когда они веселятся: в такие минуты папа всегда меня и маму прижимает к себе. Но сейчас решается очень важный вопрос.