Кухня дьявола

Обмерзшие тела…
Их надо рисовать.
Дрожит рука художника от страха.

Вот узника рука,

Чернея, отмерзает,
Отваливаясь месивом кровавым.

Рассек живое тело

Скальпель острый.
И стынет, запекаясь, кровь на нем.

Палящий летний зной,

Колонна заключенных;
Звон кандалов зловещий, стоны, плач.

«Бежим!» — звучит призыв,

Но выстрел раздается.
Освобождением от муки стала смерть.

«Долой империализм!»

Так узники писали
Своею кровью на тюремных стенах.

В пылающем костре

Жгут трупы заключенных.
Все предают огню, чтоб замести следы.

Распятым на крестах

Подопытным отряда
Чумные блохи муки, смерть несут.

Кровавый дьявол

В облике врача
Вершил свои жестокие дела.

Огонь и взрывы.

Пала цитадель,
Где ненасытный дьявол зло творил.
В поту и грязи
Лица беглецов.

Составы мчатся по степи бескрайней.

Тоннели, перегоны,
Копоть, дым
И теснота товарного вагона.

Одно стремленье

Скрыться, убежать.
Война проиграна. Стенанья, слезы.

Пересекли границу!

Облегченья вздох.
Усталые, утерли пот с лица.

Усевшись на земле,

В Пусане ночь,
В тревожных разговорах провели.

И вот уже видна

Родная сторона.
Залив Сэндзаки, зелень берегов.

На кладбище Тама

Безмолвный, безымянный
Гранитный памятник таинственно стоит.

Приведенные здесь семнадцать строф, написанных в японской национальной форме стихосложения хайку (хайку — небольшое стихотворение, состоящее из 17 слогов, выражающих законченную мысль; представляет собой самостоятельное произведение; в данном случае автор написал 17 отдельных хайку, объединив их одной идеей), принадлежат бывшему служащему отряда. Они сочинены им через двадцать с лишним лет после эвакуации отряда из поселка Пин-фань.

Он рассказывал, что пытался читать эти стихи на одном из вечеров поэзии хайку, но собравшиеся почти ничего в них не поняли. Постараюсь я расшифровать эти строки.

Читатели, видимо, уже догадались, что в первой и во второй строфах говорится о проводимых в группе Иосимуры бесчеловечных экспериментах по обморожению, после чего у «бревен» отваливались руки.

Четвертая строфа повествует о пленных, которых в наручниках и кандалах, часто под палящим солнцем, доставляли в отряд.

О смысле шестой строфы я позже расскажу подробнее. Сейчас же упомяну только, что в этой строфе говорится о сделанных кровью на стенах одиночных камер специальной тюрьмы надписях: «Долой японский империализм!», «Да здравствует Коммунистическая партия Китая!») которые были обнаружены 9 августа 1945 года, когда начались работы по эвакуации отряда и уничтожению его сооружений.

Седьмая строфа повествует о сожжении трупов «бревен», зверски умерщвленных во время эвакуации отряда.

В восьмой строфе говорится о проводившихся на специальном полигоне близ станции Аньда бесчисленных опытах по заражению «бревен» чумой с помощью блох.

В девятой строфе речь идет о «дьяволе в облике врача» — начальнике отряда генерал-лейтенанте медицинской службы Сиро Исии. Я уже писал, что в этом документальном повествовании не ставлю себе целью выяснить степень ответственности каждого члена отряда за содеянное, но о личности Исии создателе, начальнике и символе «отряда 731» — необходимо сказать особо.

Десятая строфа повествует о начавшихся 9 августа 1945 года работах по эвакуации отряда и уничтожению отрядных сооружений.

Строфы с одиннадцатой по шестнадцатую отображают эвакуацию из Пинфаня, пересечение границы Китая, Кореи и дальнейшее продвижение на юг. Это рассказ о бегстве в Японию «спасающихся крыс» — членов «отряда 731», узнавших об окончании войны и дрожащих от страха за свою жизнь при мысли о совершенных ими преступлениях.

Последняя строфа — о пятиярусном памятнике-пагоде на токийском кладбище Тама — весьма значительна.