Кухня Франчески

— Салют, — сказала Франческа всем своим близким, отпила вина и стала ужинать.

На следующее утро тучи разошлись, и везде, куда ни посмотреть, сияло ясное небо. Январское солнце светило, но не грело, стоял мороз. С улицы долетал шум снегоуборочной машины. Франческа слонялась по дому, не зная, чем бы заняться. Не стоило даже думать о том, чтобы выйти на улицу. Но такой уж она уродилась, не зря мать называла ее una testa dura— «упрямая башка» по-итальянски. День выдался такой солнечный, что Франческа была не в силах устоять перед искушением пройтись, подышать свежим воздухом, а заодно поглазеть по сторонам, не натворила ли чего-нибудь снежная буря. Счета к оплате, лежавшие аккуратной стопкой на кухонном столе, оказались весомым предлогом для того, чтобы выйти на улицу.

Что страшного — дойти до ближайшего почтового ящика?

Ответ на вопрос Франческа получила чуть позже, когда незадачливо угодила в сугроб. Привычный спуск с холма оказался труднее, чем она предполагала. Дорогу только расчистили, и снег грудами лежал на тротуаре. Ничего не оставалось, как идти с краю по проезжей части. Свернув на главную улицу, Франческа сразу увидела, в каком опасном положении очутилась — проносившиеся машины едва не задевали ее. Решив во что бы то ни стало добраться до почтового ящика, она шла, то и дело оглядываясь на приближавшиеся автомобили, как вдруг упала, поскользнувшись, и неуклюже завалилась прямо в сугроб. Кляня погоду на чем свет стоит, благо мать ее всегда отменно ругалась, Франческа кое-как поднялась и поковыляла дальше вся облепленная снегом.

Ей было все равно, что подумали проезжающие в машинах водители и гуляющие гурьбой подростки, увидев в сугробе рассерженную пожилую даму. Бросив счета в почтовый ящик, она повернула к дому.

Глава 2

— Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила.

В субботу, традиционный день для покаяния, перед вечерней службой Франческа, как обычно, исповедовалась. Признание в грехах давало ей возможность душевно встряхнуться и пробудить в себе желание жить дальше. Сегодня, как никогда, она нуждалась в поддержке. Настроение у нее было прескверное.

Тело ныло после незабываемого приземления в сугроб. Конечно, болеутоляющие таблетки избавили бы ее от ненужных мучений, но Франческа терпеть не могла никаких лекарств, а предпочитала, стиснув зубы, терпеть боль. Две бессонные ночи вымотали ее, она чувствовала себя разбитой и до крайности раздраженной. После вечерней службы Франческа сдалась и все-таки приняла аспирин на сон грядущий. И действительно, к следующему утру боль исчезла, а голова стала ясной и светлой. Но в субботу она была дружелюбна, как раненая тигрица.

— Прошло уже шесть недель, святой отец, с моей последней исповеди, — продолжала Франческа.

— О Франческа! Почему же вы отсутствовали? — раздался из-за занавесочки приятный голос отца Буонтемпо. — Вас не было так долго, что я начал тревожиться, не случилось ли чего недоброго.

— Эй! — воскликнула Франческа. — Вы хотя бы для приличия сделали вид, что не знаете меня. Я же все-таки признаюсь вам во всем. Какой же вы священник?

— Прошу прощения. — Отец Буонтемпо давно привык к таким стычкам с Франческой. Затем, не удержавшись, добавил: — Как же я могу не знать вас? Вы моя самая примерная прихожанка. — Он вздохнул. — Бывает, вы единственная, кто приходит ко мне на исповедь. Знаете ли вы, как тяжело порой одному сидеть в исповедальне?

— Никогда не думала об этом, — проворчала Франческа. — Своих проблем предостаточно.

— Хорошо, — примирительно сказал отец Буонтемпо. — В чем же вы провинились на этот раз?

— Я произнесла имя Господа всуе, — призналась Франческа. — Я вовсе не хотела этого делать, оно само невольно сорвалось с губ, и не один раз, когда я упала.

— Вы не ушиблись? — с искренним сочувствием спросил священник.

— Нет. Но пострадала моя гордость. Думаю, еще мне следует покаяться в том, что у меня ее слишком много.

— Это все?

— Нет, — ответила Франческа после недолгого молчания. — Меня тревожит… — Франческа набрала полную грудь воздуха. — Мне трудно об этом говорить, но в последнее время при мысли о Боге я испытываю раздражение. Это грех?

— Гм, что-то новое, — пробормотал священник. — Смотря от чего это зависит. Скажите подробнее, что вы имеете в виду?

Франческа помедлила, пытаясь подобрать слова, которые лучше всего передали бы ее ощущения. Неприятные чувства долго копились в ее душе и наконец вырвались наружу.

— Я не понимаю, чего хочет от меня Господь, — пожаловалась она. — Я чувствую себя ненужной и никак не могу избавиться от мысли, что все это по Его вине. Ради чего я сейчас живу? Он забрал моего мужа, а мои дети выросли и уехали от меня. Что я значу без своей семьи? Да, я стара, но неужели для меня все кончено?