Кухонная философия

Сократ. Замечательно, но позволь тебя спросить, почтенный чужеземец, разве боль бывает у здорового человека?

Чужеземец. Пожалуй, да, дорогой Сократ, боль – иногда есть признак здоровья – например, когда болят натренированные мышцы, или родовые боли – это тоже нормально и здорово.

Сократ. Да, но чаще всего больной человек – это тот, которого распирает боль, не так ли?

Чужеземец. Пожалуй, да, Сократ, боль – это то, что свойственно больным. Ты совершенно прав. Трудно поспорить. Продолжай.

Сократ. А разве мы не называем больных (άρρωστος – арростос) слабыми? Ведь на некоторых языках болезнь и слабость есть одно и тоже.

Чужеземец. Пожалуй, да, Сократ, боль – это проявление болезни, а следовательно, слабости. Вся сила больного уходит на борьбу с болезнью. От этого он становится слабым.

Сократ. Следовательно, если сила – это боль, а боль – это слабость, то сила есть слабость?

Чужеземец. Нет, Сократ, ты делаешь словесный трюк. Ты берешь частный случай силы, далее – частный случай боли и таким образом приводишь к противоречию: что сила есть слабость. Ты подменяешь понятия словами. А слова – это лишь блеклые оболочки понятий.

Сократ. А так ли это важно? Главное, что истина была где-то рядом, и нам обоим от этого было хорошо, так, как будто мы прошли перед ликом самой Афродиты.

Чужеземец. Да, Сократ, ты, конечно же, прав, Сократ.

И так мы ведем беседу и дальше сквозь полуденный зной, и дальше в вечереющие сумерки, и дальше в глубокую полночь. Только поднявшись пару раз размять затекшие ноги.

В наших беседах нет ни торопливости, ни излишней страстности, ни горячечной жажды истины, ни спора, ни борьбы. Мы не горделивы, нас не волнуют вопросы, которые нас не волнуют, мы покрыты азбукой простых слов этого терпкого, певучего и протяжного, бесстыдно восточного языка… Я люблю эстетику этих бесед. Я ищу ее с тех пор, как впервые познал из пыльной, слабо пропечатанной книжки, а до этого искал интуитивно и ждал. Но нет мне собеседника и нет спокойствия, и давят эти глупые два тысячелетия с их невероятными вопросами и мясорубками. Конечно, в реальности и там было немало наследий славных тираний, но в моем воображаемом мире диалогов – нет этих нерешимых вопросов.

Вот почему беседа может цениться наравне с любыми радостями жизни, но эта радость давно похищена у человека. Ее больше нет. Да и была ли она?

В чем был прав или неправ Карл Маркс

Всё, что касается человеческого общества, можно рассматривать с двух позиций: отстраненной, как бы свысока, нечеловеческой позиции, как мы смотрим на организацию наших файлов в компьютере или на распределение грядок в огороде. Интересы и чувства файлов и морковок в данном случае не учитываются. Или со второй позиции, изнутри, с точки зрения той самой морковки.

Поскольку мы все являемся морковками и достоверно не знаем ни одного надморковочного супер-индивидуума, «супер-морковки», пользуясь псевдотермином Ницше, то и рассуждать теоретически с точки зрения, вынесенной за границы интересов индивидуального уровня, нецелесообразно. Нередко можно встретить спорщиков, и они никак не могут договориться. Один говорит, что людей всех надо построить рядами, а другой говорит, что пусть люди сами ходят, как хотят. И тут этот спор разрешить нельзя, потому что оба правы, но только говорят на разных уровнях. Один рассматривает людей, как объекты, морковки для рассаживания по грядкам, другой же взирает с точки зрения самой морковки, каковой мы все и являемся.

Я считаю, что первый тип рассуждений (с точки зрения надморковочного суперуровня) следует повсеместно запретить, во всяком случае людям. Если ты человек, то сиди и не возникай. Не дано тебе другими человеками помыкать и рассаживать их по грядкам. Посмотрите, от Платона с его мудрым государством, где стражники будут создавать семьи только со стражниками и рожать стражников, до фашистских идей, через ту же французскую революцию и переустройство мира всех мастей, всё это плоды рассуждений с суперморковочного уровня. Порядочный человек не должен доводить себя до такого рассуждения. Не дал Бог по определению власть одним над другими настолько, чтобы помыкать ими и вести их к их же пользе. Коммунизм есть такая самая надморковочная теория переустройства морковок для их собственного блага, без учета их морковочного взгляда на вещи. Мы все с вами морковки и не надо нам пытаться употребить себя к пользе…