Кукла

— Эх, Игорь, Игорь, — произнес он, терпеливо выслушав слова сокамерника. — Что ты можешь знать о нашей жизни, дурачок! Закон действительно таков, здесь ты прав, но закон этот так, ерунда, он для мелких мошенников, например, для какого-нибудь зарвавшегося завмага или «козлов отпущения» вроде меня. Но даже завмага к стенке не поставят, если он вовремя даст на лапу кому следует или не будет высовывать носа и отрываться от системы.

— Но как же нашумевшие дела о хищениях, — возразил Игорь. — Как же вы, в конце концов?!

— Хм, представь себе пирамиду, только стоящую вверх ногами, принялся довольно туманно объяснять Еремин. — Стоит она именно на своей верхушке; это один, в крайнем случае два-три человека. Если с ними что-либо случится, скажем, сожрали их в придворной интриге — пирамида может рухнуть. Вот тогда захлебываются в истерике газеты, гремят показательные процессы. Не всегда, правда, а только когда нужно кинуть кость обывателю, показать чистоту и беспристрастность правосудия!

— Вы тоже из рухнувшей пирамиды? — поинтересовался Лаврентьев.

— Нет, со мной гораздо проще. Нужно было лизнуть, а я гавкнул! сардонически скривился Сергей Сергеевич и, задумавшись, надолго замолчал.

В той, другой жизни Игоря шокировала бы подобная исповедь, ломающая вдолбленные с детства устои, но сейчас, после произошедшей с ним самим чудовищной несправедливости, он больше ничему не удивлялся.

Лаврентьев с Ереминым прожили в одной камере три месяца. После отклонения кассации Сергей Сергеевич совсем сдал, с трудом поддерживал разговор, по временам беспричинно плакал. Он подал прошение о помиловании, хотя абсолютно не верил в его возможность.

— Все равно убьют, — страдальчески кривился он. — Я им мешаю!

— Зачем же прошение подавали?

— Так…

Свою смерть Еремин почуял заранее, за два дня.

— В пятницу ночью за мной придут, — неожиданно твердо сообщил он Игорю. — В прошении отказано!

— Откуда вы знаете?

— Чувствую!

После этого к Сергею Сергеевичу вернулось утраченное мужество. Он шутил, рассказывал забавные истории, смеялся. Лаврентьеву казалось, что его слова о смерти тоже шутка, но в пятницу ночью за Ереминым действительно пришли. Спокойно, как будто его приглашали на обычную прогулку, Сергей Сергеевич поднялся с нар, надел калоши, заменявшие смертникам обувь.

— Прощай, парень, — тихо сказал он. — Дай тебе Бог…

Не давая закончить фразу, мордастые прапорщики из охраны заломили ему руки и грубо вытолкали наружу.

Тут Игорь взбесился.

— Суки, козлы, пидорасы, убийцы! — рычал он прямо в телекамеру и, не обращая внимания на боль, лупил кулаками в бронированную дверь. Затем замолчал, осознав вдруг, что лишь развлекает своих тюремщиков, лениво наблюдающих за экраном монитора.

— Сломался! — вяло констатировал один из них, тасуя на столе костяшки домино. — Давай, Петро, еще партеечку!

Однако прапорщик ошибался. Лаврентьев не сломался, а, напротив, переполнился ледяной ненавистью, которая с каждым днем росла, вытесняя терзающий душу страх смерти…

Тяжело вздохнув, Игорь поднялся с холодного пола и, усевшись на нары, закурил сигарету. Сперва этот странный сон, затем воспоминания… Конечно, все можно списать на расшатанные нервы: недавно пришел отказ от кассации, а подавать прошение о помиловании он не стал, не хотел унижаться перед палачами. Значит, со дня на день за ним придут, чтобы, вывернув руки, потащить к последней черте, загнать пулю в затылок.

Однако Игорь почему-то знал — сегодняшний сон неспроста. Ему хотели что-то объяснить, предоставили выбор.

Но какой у смертника может быть выбор?!

ГЛАВА 4

Анатолий Сергеевич Блинов вернулся с работы около десяти часов вечера.

— Тс-с! — открыв ему дверь, прижала палец к губам жена. — Машенька спит!

Сняв обувь, полковник на цыпочках, стараясь не произвести ни звука, прокрался в детскую. Громадное, налитое силой тело Блинова двигалось абсолютно бесшумно — сказывалась многолетняя выучка профессионального диверсанта.

Девочка спала, широко раскинув ручки и улыбаясь во сне. Золотистые локоны раскинулись по подушке, вздернутый носик забавно посапывал.

Некоторое время Сергеич умиленно рассматривал дочку, затем, вспомнив о подарке Артемьева, вынул из кармана игрушечного медвежонка и осторожно положил рядом с Машенькой. То-то будет радости, когда ребенок проснется! Может, он постоял бы еще, но заглянувшая в комнату Вера шепотом позвала ужинать. Кухня в квартире Блиновых была маленькая, аккуратная: сияющая чистотой посуда, развешанные по стенам вышитые полотенца, небольшой, покрытый пластиком столик, кружевные занавески, уютно бурчащий холодильник в углу. Опустившись на табуретку, Блинов с наслаждением принялся за ужин: аппетитный бифштекс с жареным картофелем, ломтиками свежих помидоров, зеленым горошком.