Кукла

Я вернулся домой и начал мерить шагами комнату, не в силах уснуть, чувствуя напряжение в каждом нерве.

Наступила полночь, терпеть дольше не хватило сил. Нужно пойти к Ребекке, прямо сейчас.

Моя любовь так сильна и неистова… Она все поймет, не может не понять. И сейчас, конечно же, ждет меня.

Не помню, как добрался до ее дома. Время промелькнуло молнией, и вот я уже стою на улице и смотрю на окна Ребекки.

Уговорил полусонного консьержа пропустить наверх, остановился у двери и стал прислушиваться. Изнутри не доносилось ни звука, словно стоишь у входа в склеп.

Взялся за ручку и медленно повернул. Странно, но дверь оказалась незапертой. Наверное, после моего ухода Ребекка забыла повернуть ключ.

Я зашел в темную квартиру и тихо позвал:

— Ребекка… — Ответа не последовало. — Ребекка!

Дверь в спальню открыта, но там никого нет.

Я осмотрел кухню и спальню — пусто.

И тут пришло озарение, липкий ужас холодными пальцами сжал сердце.

Взгляд задержался на двери в ту самую комнату — жилище Джулио.

И я понял, что Ребекка сейчас там, вместе с куклой, с Джулио.

Пробрался ощупью через мастерскую и толкнул дверь — она была заперта. Я ударил ногой и стал скрести ногтями. Под тяжестью тела дверь поддалась, и тут раздался яростный вопль Ребекки. Она включила светильник.

Милосердный Боже! Вовек не забуду ее глаза, горящие жутким дьявольским восторгом сладострастия, и пепельно-серое лицо.

Я рассмотрел комнату и тахту. И все понял. Безысходное отчаяние поразило смертельным недугом.

Все это время на меня безжизненными стеклянными глазами пялилась злобная развратная физиономия. Влажный ярко-красный рот кривился в ухмылке, темные гладкие волосы повисли прядями на щеках. Обычный механизм на винтах и шарнирах. Не живой человек, а просто кукла, но омерзительная, наводящая ужас.

Ребекка повернулась ко мне, ее голос казался безжизненным, потусторонним.

— Надеялся, я тебя полюблю? Неужели не понимаешь: не могу, не способна? Разве можно любить тебя или другого мужчину? Уходи, оставь меня. Будь ты проклят. Всех вас проклинаю. Мне никто не нужен. И тебя тоже не хочу.

Что-то оборвалось внутри, и я ушел, оставил их вдвоем. Выбежал на улицу — по щекам градом катились слезы. Я плакал навзрыд, воздев сжатые кулаки к звездному небу…

Вот и все, больше рассказывать нечего. На следующий день вернулся, но Ребекка успела уехать. Они оба исчезли. Никто не знает куда. Всех расспрашивал, но бесполезно.

Мир вокруг поблек и потускнел, сделался бесполезным и ненужным. Никогда больше не встречусь я с Ребеккой, и никто ее не увидит. Они навеки останутся вдвоем: Ребекка и Джулио. Пролетят дни и ночи, а они будут неотступно преследовать меня, не давая ни сна, ни покоя. Я обречен, проклят. Сам не понимаю, что говорю и пишу. И что стану делать дальше. Господи, как же мне быть?! Нет сил жить, я не вынесу этого…

Хвала Господу, Отцу нашему

Преподобный Джеймс Холлоуэй, викарий церкви Святого Суизина, что находится на Аппер-Чешем-стрит, внимательно разглядывал себя в профиль. Открывшаяся взору картина оказалась весьма привлекательной, и прошло немало времени, прежде чем он поставил зеркало на туалетный столик.

Из зеркала на святого отца смотрело отражение мужчины лет пятидесяти пяти, выглядевшего моложе своих лет, с высоким лбом и роскошными посеребренными сединой волосами, которые слегка завивались на висках. Прямой нос и тонкие выразительные губы дополняли портрет. Преподобному Джеймсу не раз говорили комплименты по поводу красивых, глубоко посаженных глаз, которые в зависимости от обстоятельств могли принимать смешливое, грозное или вдохновенное выражение. Он был высок ростом, широк в плечах, голова чуть наклонена вбок, вследствие чего волевой подбородок слегка вздергивался вверх.

Для некоторых прихожан привлекательность священника заключалась именно в самоуверенном повороте головы, придающем пытливый, проницательный вид, других покоряли богатые нюансы постоянно меняющегося голоса, ловкие сильные руки и неспешная легкая походка.

Однако все вышеупомянутые достоинства не шли в сравнение с полной обаяния манерой поведения, острым умом и талантом заставить даже самого робкого и стеснительного человека чувствовать себя легко и непринужденно.

Женщины обожали викария, ибо он отличался широтой взглядов и либерализмом, благодаря чему понимал дам лучше, чем они сами. Кроме того, его отличала очаровательная доверительная откровенность. Мужчины считали отца Джеймса удивительно приятным собеседником. В его доме всегда водилось отменное вино, бесед на религиозные темы никто не вел, а хозяин имел в запасе множество забавных историй. Перечисленные добродетели снискали ему репутацию самого популярного проповедника в Лондоне.

Со временем ему прочили сан епископа, а церковь Святого Суизина посещали сливки общества. Считалось престижным прийти утром к воскресной мессе и получить приглашение на обед, который устраивался в изысканно обставленном доме в георгианском стиле, примыкавшем к церкви.