Кукла

— Значит, газетчик, так? Как и мне, приходится зарабатывать на хлеб. Грязная работенка, верно? Вот, скажем, уходит муж от жены к любовнице, а босс посылает разнюхать, где это случилось и с кем. Или ребенок попал под трамвай, а ты являешься к матери, чтобы узнать, сколько крови из него вытекло. Вероятно, пользуешься популярностью в домах, где все идет наперекосяк. Что, приятно копаться в чужой жизни? А не приходило в голову, что у людей и так хватает горя, без шустрого паренька вроде тебя, который топчет ножищами самое сокровенное, что должно оберегаться от посторонних глаз?

Ну и скажи на милость, ради чего? Чтобы какой-нибудь мистер Смит с трепетом думал: «А ведь и я мог оказаться на месте неверного мужа». Или некая миссис Смит задавала себе вопрос: «А что, если бы такое случилось с моим ребенком?» Нет, я не блещу умом и не отличаюсь мудростью, но порой снова и снова размышляю над некоторыми вещами. Так что тебе рассказать? Секретов у меня нет, по крайней мере сейчас. Среди знакомых не имеется ни убитых, ни попавших под трамвай, ни брошенных супругов, ни беременных девиц. Друзей тоже нет. Одной как-то сподручнее. Знаешь, а по-моему, люди болтают сплошные глупости. И независимо от темы ничего не изменилось бы ни на йоту, если бы они вдруг решили помолчать. Тогда поговорим о погоде? Другое дело! Погода для меня очень важна. Понимаешь, о чем я? Ненавижу дождь. Нельзя допускать, чтобы он лил так часто. И туман терпеть не могу… и зиму тоже. Мерзкое для меня времечко. А вот для закутанной в меха самодовольной дамы, которую возят в машине, никакого урона. Ей хорошо. Как и чопорной продавщице, что торгует за прилавком чулками. Она превосходно себя чувствует. Да доброй половине человечества наплевать на дождь.

А вот мне нет. Смотрю в окно, вижу небо, с которого льет, как из дырявого ведра, и говорю себе: «Неужели не закончится к вечеру? И туфли снова промокнут?» И продавцу солнечных очков — тоже. Нас дождь сильно печалит. Ну что, скажешь, человек человеку рознь? Вот и меня этому в школе учили. Не понимаю, зачем понадобилось задавать вопросы. Уж не готовишь ли ты в своей газете рубрику «Откровения великих людей»? Я раньше уже видела подобную фигню. Исповедь какой-нибудь пустышки Флорри «Как я стала актрисой» или признание болтуна-архиепископа «Мои первые шаги в церкви». А тебе охота покопаться в жизни простых людей вроде меня. «В детстве я любил возиться с трупами», — заявляет сотрудник похоронного бюро. Так тебе это надо? Вот так откровенно, прямо рубануть с плеча?

Тогда, парнишка с блокнотом и перепачканными чернилами пальчиками, садись и слушай. Расскажу тебе одну историю, может, правдивую, а может — и нет. Делай с ней что хочешь. Да хоть напечатай крупными буквами в своем «Воскресном дерьме»: «Мой путь в древнейшую профессию», автор — Мэйзи.

Видишь ли, в определенном смысле во всем виноваты приметы и суеверия. Я ими всегда увлекалась. Боялась ходить под лестницей, трижды осеняла крестным знамением соль, била поклоны восходящей луне и выискивала выдержки из Библии. Даже сейчас в это верю и каждое утро открываю Библию, чтобы узнать, будет ли день удачным. Смеешься? А я серьезно. Одна знакомая девушка ткнула пальцем в строчку «И нашлет Господь на тебя чумной мор», а через две недели подцепила скверную болезнь. Сам понимаешь, ей было не до смеха. Правда, несчастная точно знала, что Всевышний тут ни при чем… Вот и все мы так: верим в предания, знамения и приметы. Не верим только в добрых фей.

Знаешь, не окажись я такой суеверной, служила бы сейчас горничной в каком-нибудь особняке на Парк-лейн. Носила чепчик и передник и убирала горшки за раскормленной старухой графиней. Вечером по четвергам встречалась бы со своим парнем под фонарным столбом, и мы ходили бы в кинотеатр по билетам за четыре пенса в последний ряд, чтобы обниматься во время фильма. А теперь взгляни на меня. Я свободна. Никому ничего не должна, сама себе хозяйка. И даже имею собственную комнату. А когда-то была юной девушкой, ничего не смыслящей в жизни. Сразу из сиротского приюта для солдатских детей устроилась на службу. Работала судомойкой в Кенсингтоне. Нет, родственников у меня нет, и родителей не помню. Парень, что познакомился с моей матушкой одним туманным вечером, должно быть, носил военный мундир, а иначе меня не отправили бы в приют для солдатских сирот. И я была счастлива в своем неведении. Каждый день мылась с мылом и носила фланелевое белье. Лучшей жизни не знала. Мечтала, как выбьюсь из младшей прислуги в старшие, накоплю к пятидесяти годам денег и заживу себе тихо в деревне.