Кукла

Митяй, не сказав ни слова, шаркая по ступенькам, поднялся на второй этаж, где действительна готовность была номер один: звёздное небо открыто, подзорная труба нацелена, сервированный чайный столик в углу, естественно, для двоих.

Митяй вцепился в подзорную трубу. И тут же, невероятно, увидел в объективе блондинку, смотрящую прямо на него. Приподняв бокал, она посылала ему воздушные поцелуи. Возбуждение переполняло тело; Митяй предался неге, от которой сильно тикало в висках.

Тем временем Пётр Петрович занимался своим делом, правда, немного в ускоренном темпе, чем в тот вечер, когда любовью заняться не получилось. Ему хотелось как можно скорее овладеть Митяем. И от этой суеты перехватывало дух.

Митяю пришлось сменить позицию и сдвинуться: вначале чуть левее, затем чуть правее. Во-первых, блондинка ушла с насиженного места и после нескольких телодвижений пригрозила ему пальцем. Во-вторых, в объектив залетела плоская, сверкающая металлом, непонятная деталь и Митяй вынужден был крутиться, чтобы избавиться от неё. И, в-третьих, лёгкие толчки, которые исходили от Петра Петровича, перешли в резко поступательные и Митяю, чтобы их сдерживать приходилось напрягаться всем телом, толкаясь назад.

- Да не крутись ты… - умолял его Пётр Петрович.

- А-а-а… - стонал Митяй. – Хватит…

За окном раздался хлопок, отдалённо напоминающий раскат грома и в комнате стало невыносимо ярко, будто на миг залетела шаровая молния, или комета, пролетающая мимо, занесла сюда свой огнедышащий хвост. В глазах Митяя запрыгали голубые зайчики. Он зажмурился, а когда открыл глаза, в комнате было темно.

- Пётр Петрович, Митяй! – голос звучал откуда-то снизу. - Где вы?

- Это мать, – переходя на шёпот, произнёс Митяй. – Где мои шорты?

- Не суетись… - успокаивал его астроном, на ощупь, сортируя одежду. – На чайном столике свеча. Иди… а-а-а… я сам.

- Вы дома?

- Людмила Николаевна, мы здесь наверху. Лампочка перегорела.

Когда в проёме второго этажа показалась её голова. Митяй и астроном, как ни в чём не бывало, держа на весу чашки, сидели за столиком, правда, чай был давно холодный. По комнате растекался свет от только что вкрученной лампочки.

- Митяй, пошли… - сказала мать.

- Что там ещё? – спросил Митяй.

- Зорька опять сбежала.

- Людмила Николаевна, чаю хотите? – предложил Пётр Петрович.

- Некогда… - отрезала мать. – Пошли. Отец волнуется.

Спускаясь по тропинке, Митяй протянул матери руку.

- Она наверно у старого гумна, - сказала мать. – Я бы сама за ней сходила. Только мне с ней не справиться. Как упрётся рогом…. Зараза.

- Ты когда нас искала, яркую вспышку не видела? – спросил Митяй.

- Вспышку… нет. Не видела. – Мать задумалась. – Скажи: а Пётр Петрович интересный человек?

- Да, - ответил Митяй. – Образованный. Всё на звёзды смотрит.

Мать свернула к дому, в окнах которого угадывалась блуждающая тень отца, а Митяй зашагал к старому гумну, которое находилось в стороне от дороги-преграды вблизи с огромным котлованом.

«На дне его живут мёртвые, непонятные голоса», - Митяй вспомнил об этом и тут же забыл.

Давно, когда деревенская жизнь била ключом, здесь находилось кладбище, а рядом с ним, десять минут лёгким шагом, песчаный карьер. Сближение оказалось неизбежно. Для новой дороги был нужен песок.

- Что ж вы ироды покойников-то выковыриваете. – Возмущались бабки. – Будьте вы прокляты! Сволочи!

В один, не очень прекрасный день, кладбище исчезло, а с ним заодно исчез и песок.

По ночам, когда у ветра заканчивается работа, из бездны поднимаются ввысь голоса, правда, слова не разобрать. Сколько Митяй не пытался. Они словно зашифрованы. Скороговорка, переходящая в гул.

«У-у-у».

Тишина. И снова.

«У-у-у».

Местами туман заволакивал дорогу, и Митяй ориентировался по проявляющимся предметам, как по указателям верного пути. От скелета перевёрнутого, старого трактора, который со временем избавился от всех внутренностей, он свернул налево. До гумна оставалось рукой подать. Где-то рядом зазвенел колокольчик.

- Зорька, - позвал Митяй. – Иди сюда. Кому говорю?

Только сейчас в свете луны Митяй заметил, что зашёл на гладкий, графитового цвета большой диск, по краям которого, будто бахрома колебалась трава. В центре круга лежал зелёный предмет, издали напоминающий куклу-голыша, только создатель для усиления воздействия увеличил её размеры в разы.

Митяй ступал медленно, будто опасался подвоха, как в детстве, когда над ним подшучивала деревенская ребятня.

«Обманули дурака, на четыре кулака. Хи-хи».

Где-то в подсознание промелькнули кадры необъяснимых, сегодняшних явлений: эта влетевшая в объектив блестящая тарелка, затем бессмысленная, ослепляющая глаза вспышка. И, наконец, это…

До лежащей куклы, а может всё-таки не куклы, а разумного существа, которое вот-вот должно проснуться и что-то произнести, например, вежливое «здравствуй», оставалась несколько шагов.

- Здравствуй.

Услышал Митяй.

- Возьми меня.

«Что за чёрт! О-о-о. Господи. Прости! Откуда это?»