Кукла госпожи Барк

– Да. Когда началась война, я был призван в танковую бригаду под Гдыню, сестра же осталась в Варшаве. Разбитые немцами, мы откатились к вашим границам. Варшава в это время уже была захвачена германом. Бежавшие оттуда люди рассказывали, что та часть города, где жили мы, сожжена немецкой авиацией… Спустя год один из варшавян, служивший у Андерса, говорил, будто бы видел сестру среди беженцев, но вряд ли… Скоро четыре года, как она исчезла… во всяком случае среди польских беженцев ее нет.

– Да, грустная история, – сказал я, – и вы уже ничего не имели о бедной девушке?

– Ничего, обыватэлю полковник, да и что можно было иметь, – он вздохнул и тихо произнес: – Погибла моя бедная Зося…

Какое-то хриплое сопенье раздалось у двери. В проходе, держа в одной руке бутылку с вином, а в другой печенье, стоял Сеоев, устремив широко раскрытые глаза на Кружельника. По его лицу было видно, что произнесенное капралом имя натолкнуло его на разгадку.

– Сержант Сеоев, раскупорьте вино и налейте нам всем по бокалу, – медленно сказал я, выразительно глядя на него.

– Слушаюсь, товарищ полковник, – пробормотал гигант и стал поспешно выполнять мое приказание. Капрал Кружельник с недоумением выжидательно смотрел на нас.

– Выпьем, Ян Кружельник, за здоровье, – передавая ему бокал, сказал я, – за здоровье вашей сестры Зоси!

Кружельник дико посмотрел на меня, переменившись в лице:

– Ка-ак за «здоровье»? Значит…

– …значит, она жива, и вы завтра же увидите ее.

Кружельник шагнул ко мне. Рука его задрожала, вино расплескалось на кровать, но он не замечал ничего.

– Зося жива! – еле слышно проговорил он и вдруг, бросив бокал на пол, обхватил меня обеими руками и зарыдал.

– Жива, жива… Что ж это вы так разволновались? – сказал я, успокаивая его.

– Жива… Я только вчера разговаривал с нею, – храбро соврал Сеоев.

– Что ж вы мне этого сразу не сказали? – путая русские и польские слова, взволнованно проговорил Кружельник.

– А я не знал, что ты ее брат… – переходя на «ты» и похлопывая Кружельника огромной лапищей по плечу, добродушно сказал осетин. – Хорошая у тебя сестра, – похвалил он.

– Да, Ян! Сестра ваша честный человек. Я знаю вашу биографию, Зося мне все рассказала. Завтра вы встретитесь с нею, а теперь успокойтесь и прочтите это письмо, – и я дал ему уже известное читателю письмо Юльского.

– Что такое? – прочтя его, недоумевающе сказал Кружельник. – Меня расстрелял какой-то полковник Дигорский?

– Это я полковник Дигорский.

– Вы?.. Ничего не понимаю!.. Зачем Юльскому понадобилось это вранье?

– А затем, что я тот самый полковник, за которым вместе с Сайксом он охотился в городе Н.

– Это к вам была подослана женщина агент Сайкса с отравленным шприцем?

– Да.

– Теперь понимаю… А ваш генерал – это тот, которого хотели взорвать в таинственном доме?

– Да.

Кружельник смолк, потом вздохнул и с нескрываемым отвращением сказал:

– Какой же подлец этот Юльский!.. Хуже гадюки…

– А Сайкс? – тихо спросил я.

– Я его не знаю, но если Юльский гадина, то этот – чудовище. – По его лицу прошла скорбная тень. – Бедная Зося! – прошептал он.

– Мы так и не выпили за нее, – сказал я. – Сеоев, налейте товарищу Кружельнику бокал и… за Зосю, за ее будущую счастливую жизнь.

Чокнувшись, мы до дна осушили свои бокалы за девушку, которая в эти минуты, наверное, взволнованно думала о нас.

– А как Сайкс? Неужели его не постигнет кара за его злодеяние?

– У нас, русских, есть пословица: «Конец венчает дело», – сказал я. – Будем надеяться, что она оправдается и на этот раз.

– Амен! – произнес Кружельник, и мы чокнулись за скорейшее исполнение пословицы.

На следующий день Кружельник приказом был назначен на место «убывшего в Советский Союз старшего сержанта Сеоева». Новый ординарец прошел в приказе под фамилией Семенова и поместился в комнате осетина, куда была поставлена добавочная кровать. Утром генерал вызвал Кружельника для беседы с ним и капитаном Аркатовым. Занятый делами, я не смог быть с ними.

Я работал у себя в комнате, когда генерал вошел ко мне в сопровождении нашего хозяина, достопочтенного Таги-Заде. Я не видел его с той самой минуты, когда этот учтивый до приторности господин встретился со мной на стадионе Амир-Абада. Изящно одетый, прижимающий руки к груди, низко кланяясь и закатывая глаза, он произвел на меня впечатление опереточного благородного отца.

Таги-Заде обеими руками пожал мою и, выразительно улыбаясь, осведомился о здоровье.

– Что вы так надолго забыли нас? – спросил я.

Таги-Заде аккуратно откинул фалды своего нарядного сюртука, осторожно сел и, умильно глядя на нас, сказал:

– Боялся обеспокоить… ведь у вас так много дел… Каждая минута дорога у вашего превосходительства… – произведя меня в генералы, со сладчайшей улыбкой пояснил он.

– Что вы! Наоборот, времени хватает, – засмеялся я.

– Александр Петрович, – сказал генерал, – наш симпатичный хозяин…

– И друг, – нежно поглядывая на нас, вставил Таги-Заде.

– И друг, – охотно повторил генерал, – просит о некотором одолжении. Он хочет на два-три дня слетать в Баку.