– Из местечка Зворки, находящегося возле города К., а кем – не знаю. Смит числился за Берлином, и мой покойный шеф, полковник Фишер…
– Убитый в Гвоздинце?
– Так точно! Мой покойный шеф лично вел беседы с этим человеком и, обходя отдел, непосредственно сносился с Берлином.
– С кем персонально?
– С… – пленный замялся.
– Я жду! – сказал полковник.
– С Нахрихтенбюро.
– Точнее? – спросил полковник.
– С главнокомандующим войсками СА и СС, его высокопревосходительством Гиммлером, – тихо сказал майор.
– Значит, человек этот важная особа?
– Конечно! За всю мою деятельность в разведке я второй раз встречаю человека, который, обходя нас, имел непосредственную связь с Берлином. Повторяю, нам было приказано получить от этого господина только информацию о польских и советских войсках: их численности, дислокации, вооружении, боеспособности. Ни о чем другом мы не имели права расспрашивать его.
– Как вы думаете, почему?
– Вероятно потому, что главная его ценность в другом.
– В чем же?
– Не знаю! Здесь я могу впасть в ошибку и увлечь за собою и вас. Он перед вами, вы знаете, что он не немец и не англичанин. Остальное уже ваше дело, господин офицер, – твердо сказал майор.
– Ну-с, Сми-ит! Вы слышали, что говорил о вас майор фон Шенк, которому по его должности следовало бы знать о вас побольше? Так как же? Вы все еще будете уверять нас, что вы Смит, английский офицер из Соутгемптона?
– Да! Я сказал это и повторю еще сто раз. Я англичанин, мой отец фабрикант Смит, имеющий в Соутгемптоне текстильную фабрику, а я сам…
– А вы сами – шофер Юзеф Юльский, дезертир и убийца, бежавший из села Зворки, через село Большие Садки на машине, принадлежащей штабу тыла Второй польской дивизии. Отец ваш не Смит, а Годлевский, из города Лодзи, где он работал бухгалтером в отделении английской экспортно-импортной фирмы «Смит и К°», по делам которой вы несколько раз ездили из Польши в Англию, где и были завербованы одной иностранной разведкой. Что? Вам, кажется, плохо? Вы так сильно побледнели… Старшина, дайте господину Юзефу Годлевскому стакан воды. Итак, как видите, все известно, и вы напрасно целые сутки морочили самого себя… Старшина, отведите арестованного в его помещение. А вас, майор фон Шенк, попрошу остаться.
Смит поднялся с места. Кривая улыбка прошла по его бледным губам, он что-то хотел сказать, но не сказал и твердым шагом вышел из комнаты.
– Вот что я хотел сказать вам, майор. Вы очень ответственный работник разведки, занимающий такой важный пост, неужели вы думаете, что мы, работники советской разведки, так глупы, что поверим вам с полуслова? Наивно, очень наивно работаете, господин фон Шенк. Вы сейчас имели возможность убедиться в том, что мы знаем гораздо больше, чем предполагаете вы. Мы знаем, кто такой этот «Смит» и почему его так бережно охраняет Гиммлер и оберегает ваш штаб… Мы знаем… а вы – нет, – полковник поднялся с места. – Никогда не думайте, что противник глупее вас… вы помните, это основное правило всякой разведки. И вы помните, кто первый сказал эти золотые слова?
– Наполеон, – смущенно пробормотал немец.
– Именно он!.. А Бонапарт был отличным разведчиком. Итак, даю вам вот эту бумагу, ручку, перо и надеюсь, что через полчаса у меня будет подтверждение того, что мы с вами знаем об этом «Смите». Честное признание будет очень полезно и для вас самих, майор, – сказал полковник и, пододвинув к ошеломленному Шенку бумагу, взяв со стола книгу, стал читать.
Шенк посмотрел по сторонам, задумался, вздохнул и, схватив перо, принялся с ожесточением писать страницу за страницей, изредка поднимая глаза на полковника. Но тот, по-видимому, читал очень интересную книгу и даже ни разу не взглянул на него.
– Что вы читаете, полковник? – наконец спросил Шенк.
– »Три мушкетера» Дюма. Перечитываю уже в четвертый раз. Когда кончите ваши записи, майор, я дам вам эту книгу на немецком или французском языке, – продолжая читать, сказал полковник.
Шенк молча пожал плечами и с новым ожесточением заскрипел пером, уже не поглядывая на полковника.
Закончив свой доклад, он внимательно перечитал его и, немного подумав, решительно подписал: «Майор генерального штаба, барон фон Шенк».
Полковник, отложив в сторону Дюма, взял подписанные Шенком показания и также внимательно прочел их.
– Да, я теперь вижу, что вы чистосердечно и ясно написали все то, что знали сами. Как видите, это не удивляет нас. Мы знали это еще задолго до вас. Можете быть уверены, что ваше признание облегчит вашу дальнейшую судьбу.
Немец встал и, вытянувшись во фронт, щелкнул каблуками.
– Что делать, господин полковник! Война проиграна, это ясно, и теперь каждый из нас должен думать о себе.
Полковник ничего не ответил. Он позвонил и, кивнув головой на пленного, сказал конвоиру:
– Отвести обратно!
И, снова взяв Дюма, стал читать похождения мушкетеров. По тому, как удовлетворенно блестели его глаза, и по тому, что прошло уже больше пятнадцати минут, а раскрытая страница книги так и не была перевернута, было ясно, что мысли полковника очень далеки от любовных и авантюрных приключений кавалера д'Артаньяна.