Кукла и ее хозяин (СИ)

Хотя в данном случае «аномалии» — слишком громкое слово. Тут были два итога неудачных экспериментов над ни в чем неповинными овчарками. Морды и передняя половина туловищ и сейчас остались обычными, а вот задницы и хвосты самопроизвольно исчезали в тени, где следом застревало и все остальное. Зрелище было не устрашающим, а жалким. Не умеешь делать аномалий, не берись — а так только собак испортил. Лая и кидаясь, эти несчастные твари словно сами напрашивались, чтобы я их убил — но зачем доставлять им такое удовольствие? Пусть живут и мучаются, раз хозяин у них дебил. Я же просто окутал себя дымкой и прошел мимо — а после хозяина клуба и новых сил от Темноты получаться она стала сама собой довольно густой и плотной. В принципе, сильная аномалия ее бы могла пробить, но точно не эти недопсы — и пули бы тоже пробили. Однако бледный хозяин дома встретил меня на крыльце не с пистолетом, а с чековой книжкой в руках и извинениями на устах. После чего с уст они перекочевали в еще одну строчку на чеке — за срочный выезд мессира Павловского на дом, так как мне не слишком нравится решать лично то, что можно утрясти по телефону.

Затем я вернулся домой, думая о дымке и размышляя, чему бы поучиться еще. Видя, что хозяин в настроении для саморазвития, мой поганец торопливо спрятался под диван. Мозги этот зачаточный разум использовал эффективно только в двух случаях: ища, кого еще унизить, и смываясь от меня. А вот другому поганцу прыти не хватило — и как только в доме появился Глеб, он был сразу же затащен в мой кабинет в качестве подопытного. Спасибо книге, которую я купил на аукционе и в которой действительно обнаружилось нечто достойное.

— Сказки мне не рассказывай, — оборвал я поток его нытья, — а просто возьми и сосредоточься. И вспомни наконец что-нибудь приятное.

— Приятное? — прищурился друг в кресле напротив.

А следом откинулся на спинку и закрыл глаза. Я тоже закрыл, пытаясь сконцентрироваться на его душе и поймать ее воспоминания. Книга детально описывала, как это сделать. Оказывается, у своих душ я могу напрямую читать воспоминания — смотреть их, как кино с экрана. И это только первая часть — если прокачаться, я смогу и больше.

Его душа, которую я аккуратно мысленно прокрутил, вдруг дрогнула, а затем перед сомкнутыми веками замелькали картинки, не очень четкие, размытые, но вполне различимые. Этакие слайды с обнаженной охающей девчонкой, чьи голые бедра крепко сжимали знакомые татуированные руки. Хорошо хоть, все остальное в кадр не вошло.

Развеяв изображение, я открыл глаза и взглянул на моего полудурка в кресле напротив, с ухмылкой пускающего мне это личное видео.

— А что-нибудь другое можешь?

— Да тебе не угодишь! — приподнимая веки, фыркнул он. — Может, это вообще лучшее воспоминание моей жизни!

— Ты хоть имя ее помнишь?

— Ладно, держи новое, — он перестал ухмыляться и зажмурился.

Следом глаза закрыл и я, снова концентрируясь на его душе и мысленно поворачивая ее внутри себя, как хрустальный шар, чтобы получше увидеть. На этот раз картинка вышла намного четче. Глеба тут уже не было — только обнаженные женские тела, целый хит-парад прелестей всех форм и размеров, запущенных в мой мозг. Я будто просматривал порносайт.

— А нормальных у тебя нет? — открыв глаза, я взглянул на его ехидную лыбу.

— Я, можно сказать, и так ради тебя на работе выходной взял, — парировал друг.

Ты выходной взял, чтобы импотенцию с такой работой не словить.

— Знаешь, как я там сегодня устал, — довольно протянул он.

Устал? Ну давай посмотрим как. Я снова закрыл глаза и немного надавил на его душу, заставляя вращаться — уже не прося, а вытаскивая недавние воспоминания.

— Ай! — возмутился Глеб.

Перед сомкнутыми веками услужливо замелькали картинки: его кабинет, задернутые шторы, сдвинутые со стола бумаги и секретарша, занявшая их место.

— Конечно, это очень утомительно, — открывая глаза, с иронией заметил я.

— Да это просто перерыв был, — отозвался мой полудурок, потирая виски. — Остальное время я работал.

— Ну а теперь дай поработать и мне.

— Только я уже сам, — он торопливо зажмурился.

На этот раз стоило мне слегка провернуть его душу, как она словно открылась сама в ответ — давая сочную картинку теплого летнего дождя, бьющего по коже, и мокрой травы, цепляющейся к босым ногам. Рядом по лугу носился мальчишка лет десяти, в котором я узнал себя. Пиная мяч, мы с хохотом передавали его друг другу. Далекое забытое воспоминание, оказавшееся общим, следом всколыхнулось и во мне — такое живое, будто теплые капли дождя все еще лежали на коже. Когда я открыл глаз, Глеб с задумчивым видом сидел напротив.

— Хорошее время было, да? — спросил он.

Я молча кивнул.

Пару мгновений мы провели в тишине, а потом друг внезапно заерзал в кресле.

— А это зеркало тебя не напрягает? — спросил он, кивая на витиеватую серебряную раму на стене.

— Что, хочешь закончить пытки? — с иронией уточнил я.

— Да не, — отозвался Глеб, — я серьезно. Такое ощущение, что я себя в нем не вижу…

— Отражение, что ли, не видишь? Как вампир?