В принципе, наш средненький был не самым большим любителем поболтать с нами, но сегодня имелся крайне веский повод, причем не только у него, но и у его супруги — я даже слышал ее любопытное сопение по ту сторону. Еще бы, столько уважаемых ими изданий написали одно и то же.
— Что, про Люберецкую правда, что ли? — с ходу спросил братец.
— А ты что думал, — фыркнул Глеб, — мы зря, что ли, в театр ходили?
Женька и его благоверная подвисли на полминуты.
— Что, как там Сеня, — поинтересовался с кушетки я, — живой?
— Спасибо вам, — заворчали в ответ, — жена теперь уверена, что меня все братья позорят…
Да ладно: только договорим, и жена твоя радостно побежит подтверждать сплетни подружкам — так сказать, из первых рук. Без твоих братьев у нее бы такой чудесной возможности не было.
Стоило закончить вызов, как ведьмочка продолжила бурчать.
— Ну конечно, Агата же у вас обслуга, — возмущалась она, растирая скверну по мне. — Вы тут общайтесь, развлекайтесь, пока Агата пашет…
— А ты чего такая нервная? — прищурился с кресла друг. — Ревнуешь, что ли?
— Пф! — еще одна куча змеек, царапая, полетела мне на кожу. — Вон пусть Ульяна ревнует, мне-то что…
Следом скрипнула дверь, и в комнату заглянула Дарья.
— Мы можем поговорить? — она перехватила мой взгляд.
— Прямо сейчас? — уточнил с кушетки я.
— Нет, можно позже, — ответила она и вышла.
— Да что тут за проходной двор! — возмутилась Агата, в очередной раз отпихивая покушающегося на нее Харона. — Все, мне для массажа нужна полная тишина! — и буквально вытолкала Глеба за дверь.
Он посмотрел на эту надутую мордашку, мысленно пожелал мне удачи и удалился. Тишина и правда была полной — секунд пятнадцать.
— В общем, я что подумала… — неожиданно мило заворковала подруга, куда мягче работая пальчиками. — У Ульяны есть амулет, у Савелия кольцо с твоим гербом, даже у
— Понимаешь ли, — начал я издалека, — такие знаки показывают всему миру, что ты мой представитель и твои действия выражают мою волю. А ты уверена, что твои действия будут такими, что мне не придется за них краснеть?
Вместо ответа ведьмочка цокнула, прекрасно подтверждая мою мысль.
— Так что ты еще не готова носить мой знак.
— Это потому что я не готова на слияние? — проворчала она.
Эх, такая умница во всем, что касалось массажей, и такая дурочка во всем остальном — хорошо же ей бабушка просверлила мозги, и возвращать их на место слишком быстро казалось опасно. Пусть идет своими темпами.
— Вот именно по таким вопросам я и вижу, что ты еще не готова. А пока твоя задача — учиться и делать мне массажи.
— А если тебе ведьма понадобится?
— Твою бабушку позову.
— Да как же ты уже заколебал! — подруга в очередной раз отпихнула полезшего к ней Харона. — Все, я закончила массаж! — последняя партия змеек аж с шумом втянулась мне в кожу. — И пошла учиться!..
Сердито топая, ведьмочка вышла из комнаты и захлопнула дверь. Однако не успел я подняться с кушетки, как дверь уже в который раз распахнулась, и порог переступила Уля.
— А чего Агата такая злая?
— Потому что не получила желаемое, — пояснил я, переворачиваясь на спину.
— И оставила тебя в таком виде? — Уля плотоядно оглядела мой голый торс. — Как неосмотрительно с ее стороны…
Дверной замок звонко щелкнул. Закрыв дверь, моя развратница шагнула ко мне. В тот же миг рядом мелькнула тень, и жирная темная клякса из-под кушетки переместилась на стену напротив — видимо, для лучшего обзора. Этот поганец вел себя словно пес, которому нравилось смотреть, как его хозяева занимаются любовью.
— Кыш отсюда, — приказал я, и, небрежно отмахнувшись «мол, мне это и не нужно», грабля уползла под дверной проем.
Нет уж, это мы предпочитаем делать без зрителей.
Парочка трахалась. Девчонка сидела сверху и ритмично двигалась, закрыв глаза, откинув голову и сочно постанывая. Невидимые глаза, не замеченные ни любовниками, ни этой тупой ручищей, облетели комнату несколько раз, выбирая лучший ракурс. Его мышка скрытная, она может пройти через любые стены.
Девчонка снова застонала, не прекращая усердно двигаться, явно желая доставить этому щенку побольше удовольствия. Его пальцы впивались ей в кожу, ее бедра со шлепками бились о него — так отдаются только, когда любят. Хах. Нашла, кого любить. И почему такие сучки не понимают, кого нужно любить?
Гончая ненавидел такие сцены — даже собаки рядом рычали, выражая его злость. Но все равно ничего не мог с собой поделать — и смотрел. Они наполняли его яростью, и эту ярость потом надо было куда-то выплескивать — лучше всего на ее виновников.
Собаки опять зарычали, улавливая его чувства. Как же он злился на этого Павловского. Злился, что щенок присвоил себе Люберецкую, пока не увидел эту девчонку, эти большие серые глаза — и в голове будто что-то переключило. Она была круче. В десятки раз. В ней было то, что в женских глазах он видел лишь однажды — ранимость и сила одновременно. Это до безумия заводило и словно против воли заставляло вспоминать.