Кукла Коломбины

Первое время Афанасий Чебнев прямо горел на работе, сам напрашивался на всякие поручения, да только без толку. Сколь ни составляй справок, ни пиши протоколы происшествий, ни рассылай объявления для циркулярного розыска, к сыскному делу тебя не допустят. Даже напротив. Полицейский надзиратель за все его старания воспрепятствовал направлению Афанасия на двухмесячные курсы начальников сыскных отделений, хотя возможность была. То ли не хотел лишаться старательного помощника, то ли взревновал, что тот пробьется куда-нибудь повыше.

Афанасий, беззлобная душа, обиды не затаил, рвения не утратил и мечту свою не оставил. А в тысяча девятьсот четырнадцатом его все же назначили на вожделенную должность полицейского надзирателя сыскной Рождественской части без всякого обучения. С началом войны ряды даже столичной полиции заметно поредели, вот и стал Афанасий Чебнев заниматься поиском преступников с жалованьем сразу по второму разряду. Пятьсот двадцать рубликов годовых, к ним столько же столовых, да плюсом двести шестьдесят целковых квартирных. А ко всему дали классный чин по должности – губернский секретарь.

И вот тут-то выяснилось, что сыщик из него не получится.

Не сразу, конечно, но и долго ждать не пришлось. Утешало, что сам докумекал – не начальство подсказало. Только радости в том было мало.

Причин для горестных выводов оказалось несколько. О некоторых Афанасий и думать не хотел, а в целом понимал: не его это дело, нет в нем сыщицкого таланту.

Наверное, он ушел бы из сыскной, да куда?

Снова в «хожалые», как называют городовых в народе? По нынешнему неспокойному времени служба эта стала не то чтобы опасной – к опасностям его приучили в сыскном отделении, – а презираемой в обществе.

Но если бы не надо было кормить свою маленькую семью: дочку Нюрку да няньку Фефу, которым кроме него надеяться не на кого, ушел бы Афанасий хоть в извозчики. Вот ей-богу!

Не ушел. Однако каждый день думал: долго ли ему мучиться?

Не раз просил Богородицу надоумить, помочь.

Помощь пришла, откуда и не ждал. Появился у него, незадачливого сыщика, помощник, да такой, каких сроду не бывало. Звали того помощника Нюрка, и был у нее к сыщицкому делу такой интерес и способности, что он только диву давался: откуда что взялось?

Когда она начала совать свой курносый нос в его дела, он уже и не помнил. Совала, совала, а потом стала подсказывать, что да как лучше сделать. Да что подсказывать – советы давать! Девчонка-подлеток отцу, умудренному опытом! Ему бы всыпать дерзкой по первое число, чтобы не лезла, куда не следует, да рука не поднималась. А почему? А потому, что все ею сказанное и напророченное сбывалось!

Так он по своей слабости и допустил дочку к своим заботам. А та и рада-радехонька! Такую волю взяла, что уже без спросу стала сыск вести.

Все бы ничего, да уж больно была его Нюрка рисковой. Вот и сегодня чуть до сердечного приступа их с Фефой не довела.

Не девка выросла, а чистый пацан в юбке! Одно слово, что губки бантиком да светлые кудряшки надо лбом, а так…

И что ему делать? Как ее укоротить? Сам, конечно, виноват! Без меры потакал!

Теперь обратно в клетку не запихнешь.

Расстроенный Афанасий Силыч хотел было пойти в кухню и утешиться чайком с ситным, но там ждала его появления Фефа, которой тоже было что сказать по этому поводу.

Вздохнув, он свернул в свою комнату и стал собираться на службу. Поторапливаться надо, ведь сведения, принесенные Нюркой, вправду следует донести до начальства. И как можно скорее.

Облава

У Краюхиных в дому все было иначе, чем у Чебневых. Семья большая – пятеро детей, вместо няньки – гувернантка, вместо служанки – горничная, а отца Зина называла папенькой. Нюрка все хотела переучиться, но сбивалась и звала родителя так, как с детства говорила Фефа.

Отец Зины служил по удельному ведомству и постоянно находился на каких-то заседаниях. Мать занималась детьми и хозяйством, но делала это так, что младшие Краюхины были вечно предоставлены сами себе. Нюрка любила у них бывать. В шуме, гаме, ссорах и веселье этого вечно копошащегося муравейника она словно напитывалась тем, чего не получала в своем доме. Временами задумывалась: была бы у нее такая же семья, не умри маменька так рано? Вот бы хорошо.

Зина была в семье старшей, а следовательно, приняла на себя немалую толику забот о братьях и сестрах. Времени на себя оставалось не так много, поэтому она тоже любила, когда в гости приходила любимая подружка Анюта. Наконец-то можно запереться в своей комнате и отдохнуть от зловредных малышей!

Зина была сильна в математике и естественных науках, Анюта, напротив, в словесности, истории и французском. Вместе им было интересно. Быстро сделают уроки, помогая друг дружке, а потом болтают обо всем на свете порой три часа кряду. Иногда, правда, в их занимательную беседу вмешивалась жизнь: раздавались визг, плач, крик, что-то разбивалось, падало, и девочки мчались, чтобы выправить ситуацию до того, как она дойдет до маменькиных ушей.