Кукла. Московская фантасмагория

Но чаще всё происходит иначе, то есть гораздо проще. Человечек рождается с тёплой песочной душой. И вдруг обнаруживается иголочка. Сначала одна. Ему сказали об этом. А потом ещё, и ещё, и ещё раз сказали. И человечки полны этих нестерпимо колющихся игл. И от этого люди выглядят немножко смешными в своих застывших напряжениях. Или печальны их лица от проливных дождей, так похожих на слёзы. И в этом, в общем-то, нет ничего страшного. Ну, перекосило и прихрамываешь или видишь как-то болезненно и обострённо, смеёшься с неприятным запахом изо рта от больных зубов. Или от долгих пристальных всматриваний в спины уходящим вдаль с трудом откликаешься на собственное имя: «Эй, где ты?»

Всё это, так или иначе, или иначе и совсем не так. Но как же надо? Это только вопросы, которые задаются, чтобы скрыть своё бессилие и хоть что-нибудь сказать. Ведь молчание – это почти смерть.

А те, кто уже начинает стареть, замечающие не своё вчерашнее лицо в предательском зеркале, видят «неизбежное» и в собственных глазах то ли отблеск обнажённой боли, то ли взгляд затравленной собаки. И вот, когда всё это случилось: и ты уже родился; и обнаружены неисчислимые иголки; и устал уже качаться маятником от мечты к мечте, мимо себя, голого и одинокого «короля»; когда в конце года, как в конце пути, всю эту заваренную и неусвоенную кашу жизни накрывает нежная пелена первого снега – тогда, если постараться, можно успеть, выйдя немедленно на улицу, прогуляться в глубину последней ночи.

Именно для этого под Новый год выпал снег. Снег шёл несколько дней. Он падал, падал, падал. Он падал на голую землю, на блестящие тротуары, на ветви деревьев и на крыши домов. Оседавшие снежинки весело катались на крышах трамваев, на капотах авто. Их сбрасывали неутомимые дворники с лобовых стекол машин и другие дворники обычными мётлами на обочины. Так образовывались сугробы, и город постепенно превращался в новое пространство. И в этом преображённом пространстве стало как-то потише; как-то звонче заскрипел под ногами снежок; ярче и чище заблестело солнце.

2.

Новый год! Это наше, это сугубо русское! Это начало и конец, альфа и омега. Здесь душа сопрягается с телом! Здесь вся философия! Здесь вопросы если и не превращаются в ответы, то слова уж точно наполняются волшебной силой! А такие сильные слова материализуются – и это субстрат чуда! Можно лепить из такого субстрата жизнь, как из снега лепят снежных баб…

Ненадёжно? Может быть! Но ведь, какое удовольствие! И не обещанное, а вот здесь и сейчас присутствующее, пойманное «Настоящее» – оно так же растает, и как этот снег, и как эта ночь, и как вся жизнь!

А ещё это похоже на маленькие дверцы или люки, ведущие непонятно куда, но понятно, что отсюда. Такие дверцы порой попадаются и среди повседневности. Фраза или ситуация некоторое время смотрит в твои глаза, а твои глаза смотрят на эти дверцы. И вот тут, как чёртики из кубышки, выскакивают подсказочки, похожие на капканчики, мышеловочки в форме знаков препинания: «?», «!», «.». Может быть, ещё поэтому все слова, произносимые в Новый год, произносятся в восхитительной форме. Этакий безудержный оптимизм, безрассудство… вобщем, куда-то… и без чего-то!

И поэтому есть лишь одно правило в Новый год – это отмена всех правил!

Можно готовить салаты и выпить первую рюмку часов за десять до Нового года, но нельзя ничего планировать! А вот я запланировал. И запланировал своё счастье!

Это я сейчас пишу и леплю везде эти восклицательные знаки. А запланировал я своё счастье недели за три до Нового года и запланировал утвердительно, с жирной точкой на конце! Я решил, что в новогоднюю ночь приглашу Машу и скажу, что люблю.

Маша на мой вопрос, где она собирается отмечать новый год, ответила, что сначала будет дома с родителями…

– А потом? – спросил я.

– А потом могу приехать к тебе…

Ну, скажите, разве этого мало, чтобы начать строить планы если не на ближайшие лет пять-шесть, то уж хотя бы на срок, включающий новогоднюю ночь!

Так мы и договорились, что она после боя курантов целует папу и маму и едет ко мне. А я её жду.

Я ждать начал уже с того самого часа, как мы договорились. Безумец! Мне чаще надо бы смотреть в зеркало. А ведь там, в амальгаме сочетаний и вычитаний оставалось лицо сорокалетнего мужика, у которого седеющие виски, два брака позади, а впереди новогодняя ночь!

«Все нормально»,. – сказал я сам себе и тридцатого декабря сходил на рынок и приволок сумку с продуктами. Тридцать первого декабря сделал в квартире уборку, нарядил ёлку и нарубил три салата.

Если бы я стал в своих действиях и переживаниях двигаться по нарастающей, то к полночи был бы естественный пик напряжения всех душевных сил, и пожелания в первые минуты Нового наступившего года имели бы силу реальной материализации. Но моё положение было несколько иным.

Наша встреча должна была произойти часа на два позже.

Поэтому я медленно, маленькими глотками пил красное вино и не спешил накрывать стол. Я даже не спешил бриться. Сидел на кухне, пил вино и смотрел телик.