– Не смейте обвинять, леди Минерва! Для меня унижение – жить в одних стенах с Мартином Шейландом. Мне омерзителен даже воздух, которым он дышит. Но я терплю это во имя преданности мужу и ради мира меж графством Шейланд и Первой Зимой. Я была счастлива, когда победа брата дала мне возможность уехать в столицу. Лишь в поспешности этого бегства я позволю себя обвинить, но не в чем-либо ином.
Лицо Северной Принцессы – икона бесстрастия. Прищурены глаза, тень напряжения в скулах – и все, больше ни следа чувств. Стараясь подражать противнице, Мира ровно произнесла:
– Простите, леди Иона, я вынуждена усомниться. Мартин Шейланд вел исследования, отвратные по форме, но весьма важные по сути. Он был уже на пороге успеха. Могу поверить, леди Иона, что вы бы отвергли бессмертие, полученное такой ценой. Однако ваш брат – полководец. Ему привычно платить цену чужими жизнями…
Каррог ревел и бил кулаками воздух перед собою. Удары доставались Реомюру. На нем раскололся стеклянный нагрудник, меч сломался надвое. Реомюр с проклятием отбросил огрызок, но выхватил кинжал и упорно двинулся дальше.
– Что вы хотите этим сказать, леди Минерва?
– Лорд Эрвин может быть весьма заинтересован в плодах исследований Мартина. Не потому ли преступник жив и здоров?
– Леди Минерва, как вы можете обвинять моего брата?! Недостойное дело – напоминать человеку о своих перед ним заслугах, но вы меня вынудили. Всем, что имеете сейчас, вы обязаны Домам Ориджин и Шейланд! Мы спасли вас из пещер монастыря, защитили во время войны, предоставили свободу, когда вам ее хотелось. Мы прославили вас и возвели на трон. Мы сделали вас императрицей Полари. Львиная доля заслуг – за моим братом Эрвином. И вы позволяете своему языку порочить его имя? Я не стерплю этого. Даже титул не извиняет вашу неблагодарность!
– Мой титул?.. Ах, как прелестно! Эрвин Ориджин мечтает сделать меня своею марионеткой. Можно позавидовать его упорству в этом деле. Он дал мне престол? Ха-ха! Для Эрвина я такая же владычица, как тот актеришка на сцене – бог вулкана!
Минерва едко рассмеялась.
Реомюр шагал навстречу богу. Гнулся к земле, стонал и скрипел, но упрямо шел. Каррог больше не смеялся. Красный от злобы, крушил воина невидимыми молниями.
– Эрвин ограждает вас от тягот и трудных решений. Власть – страшное бремя, леди Минерва. Мой брат бережет от него ваши плечи.
– Боги, какая трогательная забота! Так же и Сибил Нортвуд спасала меня от житейских невзгод, подливая яду в кофе.
Реомюр сделал последний шаг. Удар выбил кинжал из его руки. Каррог схватил Реомюра за шею и оторвал от земли, выдавив из горла хрип.
– Что сделаешь теперь, безоружный смертный?
– Я… не… безоружен.
Воин поднял ладонь и прижал ко лбу бога синий лепесток. Каррог обмяк, будто из него выдернули кости. Был великаном – стал мешком тряпья с криво пришитой головою. Роняя клочья пены изо рта, он обвалился на пол. Оркестр затих, повисла звонкая тишина.
– Я уступаю, – шепнула Северная Принцесса. – Вы очень желаете быть нашим врагом. Не смею противиться воле вашего величества.
Она поднялась и поклонилась:
– Мне сделалось дурно, ваше величество. Позвольте выйти.
Бог остался лежать с лепестком на лбу. Реомюр произнес легендарные слова:
– Кажется, не меч побеждает, а жизнь… – и зал разразился овациями.
Леди Иона покинула ложу прежде, чем опустился занавес.
Мира вышла спустя минуту, усталая и опустошенная. Жесткий диалог с Принцессой истощил все силы. Хотелось вина и уединения.
– Вашему величеству нездоровится? – забеспокоился капитан Харви.
– Все хорошо, благодарю вас. Я не отказалась бы от бокала вина…
Гвардеец проводил ее в банкетный зал, что быстро заполнялся людьми. Все выходили группами, оживленно шепчась. Великолепная по исполнению, пьеса так вольно трактовала легенду, что давала пищу для споров. Во-первых, по легенде, смертный не мог на равных соперничать с богом, а победил исключительно с помощью хитрости и силы Лепестка Жизни. На сцене же поединок Реомюра с Каррогом выглядел почти равным. Тем самым пьеса возвеличивала воинскую доблесть и силу воли, но преуменьшала могущество богов. Рыцарство пришло в восторг от трактовки, духовенство возмущалось. Во-вторых, к пафосному «жизнь побеждает, а не меч» актер прибавил вопросительное «кажется». Так, будто уже понимал двузначность своей победы, предвидел, как будет страдать Лиола, оставшись без вечного противника. Всякое действие теряет однозначность, если видишь все его последствия; потому подлинный подвиг – не совершение действия, а принятие решения. Очень агатовский оттенок смысла. Так и видится Светлая Праматерь с гусиным пером, страдающая над нелегким своим выбором, запечатленным на иконах. Наверняка, леди София Джессика много слов сказала бы о пьесе, пожелай Мира ее слушать. Но Мира уклонилась от встречи – довольно Ориджинов на этот вечер. Бокал вина – вот что нужно.
– Вина ее величеству, – зычно потребовал капитан, завидев лакея.
– Сию минуту, милорд.
Над залом взлетел чей-то высокий и ломкий голос:
– Вина ее величеству – пр-рекрасная мысль! Я пр-рисоединяюсь.